Екатерина Столярова: «Больничным клоуном может стать не каждый»

Такой вид психологической поддержки онкобольных детей, как клоунотерапия, вполне обычное явление в больницах Европы и Америки. Целью клоунотерапии является стимуляция жизненной энергии для борьбы с недугом. Клоун не просто развлекает, он представляет окружающую ребенка действительность в непривычном для него ироничном ракурсе. В России эта практика начала приживаться не так давно и по большей части благодаря волонтерам. Уже седьмой год в Сыктывкаре действует волонтерское движение больничных клоунов «Красный нос», основателем и руководителем которого является Екатерина Столярова. В интервью «Республике» сыктывкарка рассказала о сложностях и радостях работы больничного клоуна.

– Клоунада – творчество, требующее особых талантов. К тому же у нас в республике наверняка нет специалистов, которые могли бы обучить этому искусству. Почему вы решили заняться именно этим и с чего вы начинали?
– Начиналось-то все с обычной анимации. Решение стать больничными клоунами вызрело уже в ходе работы. Вернее даже было бы сказать, что все начиналось с желания безвозмездно делать что-то полезное и нужное людям. Тягу к выступлениям на сцене я обнаружила у себя довольно рано. Поскольку у меня был хорошо поставленный голос и внятная речь, меня уже в детском саду выбирали на главные роли во всех детских праздниках. В школе это тоже не осталось незамеченным, и на школьной сцене я чувствовала себя как рыба в воде. В общем, идея дарить людям праздники как-то незаметно вызрела сама собой. А тут в социальной сети «ВКонтакте» знакомые ребята из Тольятти выставили фото с детского праздника, который они устроили маленьким пациентам одной из городских больниц. Правда, у них это был разовый выход, своего рода благотворительная акция. Но мне тогда подумалось: а почему бы не приходить с развлекательными программами к детям в Республиканскую детскую больницу? Тем более у меня уже было двое единомышленников, готовых этим заниматься.
С этой идеей я пришла к главному врачу Республиканской детской больницы Игорю Кустышеву. Он очень этим проникся и сразу согласился. Мы с двумя моими подругами – Ольгой Сухаревой и Галей Филипповой – начали эту идею отрабатывать. Тогда мы еще довольно смутно представляли, что это будет. Более того: не рассматривали это как терапию и даже не знали, что клоунада уже используется в мире как вспомогательный терапевтический метод и в крупных столичных больницах есть даже штатные клоуны. В особые, кризисные моменты – перед операцией или сложной процедурой – они общаются с детьми, чтобы отвлечь ребенка от страха и боли.
В общем, мы начали активно готовиться к первому визиту в больницу. Сами сшили и украсили медицинские халаты, купили клоунские носы, аквагрим, весь необходимый реквизит.
В первый раз мы выехали в РДБ вчетвером, с нами поехал еще фотограф Арик Киланянц, с которым мы были знакомы по работе. Он был и клоуном, и одновременно снимал все это действо на фотоаппарат. По составленному нами сценарию в палату к детям внезапно забегал Заяц и быстро лез под кровать, якобы прячась от медсестры с уколом. Следом за ним вбегали клоуны, вытаскивали его из-под кровати, объясняли, что укол – это не больно, а даже полезно. На детей все это произвело ошеломляющее впечатление. После первого шока они оживились и активно включились в игру. Мы пришли не с пустыми руками, купили какие-то игрушки, карандаши, фломастеры, альбомы, мыльные пузыри, и каждому ребенку что-то досталось в подарок. Конечно, первый выход был немного скомканным, но тем не менее все прошло очень весело, и уходили мы уже в полной уверенности, что будем ходить сюда всегда. Поначалу мы посещали все отделения больницы, но потом врачи нас попросили, чтобы мы уделили особое внимание детям из онкологического отделения, потому что лежат они подолгу и особо нуждаются во внимании. За эти годы состав нашей клоунской команды уже не раз поменялся, из первого состава осталась только я. В основном девчонки выбывают в декретный отпуск. За это время и я уже успела родить второго ребенка. Причем клоуном работала почти до самых родов.
– А как все-таки произошел этот переход от анимации к клоунотерапии?
– Потом, уже когда мы начали ходить в больницу, я стала искать в интернете какие-то новые идеи для работы именно с больными детьми и узнала, что существует всемирное движение больничных клоунов. Мы в России, конечно, до этого пока не дозрели, потому что за границей больничными клоунами работают настоящие профессионалы. Тогда же нашла фильм «Целитель Адамс» с Роби Уильямсом. Герой этого фильма – реально существующий персонаж, один американский доктор. Пациентов его больницы помимо лекарств лечат смехом. Адамс старался реализовать мечты своих пациентов, которым осталось недолго жить, хотя иногда эти мечты были совершенно нелепыми. После этого фильма я поняла, что наша деятельность может стать настоящей терапией.
Потом я стала искать, есть ли что-то подобное у нас, в России. Оказалось, клоунотерапия у нас тоже практикуется, и есть даже большая, разветвленная организация «Больничные клоуны», которой руководит Константин Седов. Он ездит по городам с семинарами и тренингами, обучает волонтеров. Правда, у самого Седова все поставлено на профессиональный уровень, он набирает людей только с актерским образованием, и они работают на зарплату. Пригласить его к себе на семинар нам не удалось, поскольку оплатить его приезд и работу мы не могли. К тому же у него было условие, что после прохождения его семинара мы должны работать на постоянной основе и под брендом его организации. Но мы волонтеры, у каждого из нас есть своя работа, семьи, дети, и сделать клоунотерапию ежедневной работой без соответствующей оплаты мы не можем.
Постепенно мы пересмотрели свою программу, ориентируясь уже на контингент детей. Пациенты РДБ все разные, и каждая болезнь накладывает определенный отпечаток. К примеру, для детей из педиатрического отделения или из ортопедии мы чаще готовили просто анимационные программы, потому что им легче, они недолго там находятся в отличие от детей, больных онкологией, которым больница становится почти домом. А вот в онкологии мы стали понимать, насколько важен личностный контакт, чтобы ребенок привыкал к клоуну, доверял ему и ждал его, чтобы наш приход был для него праздником. Врачи стали говорить, что после наших приходов у детей улучшаются настроение, общее состояние и даже анализы. То есть позитивный настрой мотивирует их на борьбу с болезнью. Часто бывает, что дети после химиотерапии отказываются есть: просто не могут, организм не просит. Но им надо кушать и копить силы. В игре с клоуном ребенок не замечал, как съедал все, что ему приносили. В общем, мы поняли, что это очень значимо.
– Чем клоунотерапия принципиально отличается от обычных анимационных программ?
– Задача клоуна – помочь ребенку из его ежедневной тяжелой действительности с болью, стра-хами, уколами перенестись в воображаемый волшебный мир, где действуют совсем другие правила. Мы подчас несем какую-то полнейшую ерунду, рушим стандарты, представляем привычный мир в совершенно другом ракурсе. Например, обычный стул у нас превращается в космолет, воздушный шарик – в телефонную трубку. Для детей это очень важно – увидеть необычное в обычном, потому что запертые в узком пространстве палаты, они очень устают. Мы иногда даже сами бываем в шоке от того, насколько дети верят тому, что мы говорим. Как-то по сценарию мы были пиратами и вместе с ребятами искали клад. Дети настолько искренне поверили, что мы действительно боремся с какими-то злыми духами и ищем клад, что мы даже растерялись и поначалу не знали, как же им объяснить, что пора бы уже
выйти из игры. Врачи говорят, после нашего ухода они потом еще долго носились с этими мечами, рубили каких-то духов.
– Но в это, наверное, верят только совсем маленькие дети?
– Мы работали в основном с детьми до десяти лет, и я вас уверяю, в эти сказки верят даже десятилетние.
– Все-таки, несмотря ни на что, понятия ребенок и смертельная болезнь настолько кажутся противоестественными, что с трудом воспринимаются человеческим сознанием. Когда приходишь к онкобольным детям, наверное, веселиться и смеяться очень непросто.
– Конечно, мы все поначалу переживали, что, увидев этих детей, не сможем подарить им хорошее настроение. И опасения подтвердились: увиденное произвело очень тяжелое впечатление. У этих детей – особые глаза, взрослые и серьезные. Даже у совсем маленьких. Многие из них – с переносной капельницей, совершенно лысые после химиотерапии. Но по сути это все равно дети, которые хотят праздника. Они нас радостно встретили, потому что за время своего пребывания в больнице никогда не видели там клоунов. Соглашусь с вами, что работа больничного клоуна – не для всех. Не все это морально выдерживают. Надо абстрагироваться и понять, что это такие же дети и от тебя тоже в чем-то зависит их выздоровление. Конечно, мы подбирали для них особые программы, понимая, что они слабее и физически не смогут играть в сложные игры. Больше делали акцент на шутки.
– Иногда, чтобы дело пошло на поправку, взрослому человеку нужно просто изменить сознание, отношение к болезни. Что можно внести в программу такое, чтобы настроить ребенка на выздоровление?
– На самом деле все дети хотят выздороветь, но им могут мешать различные страхи. И наше назначение именно в том, чтобы обыграть эти страхи, сделать их нестрашными. Например, боится ребенок каких-то болезненных процедур, и мы обыгрываем с ним эти моменты так, чтобы этот страх перестал его тревожить. Конечно, параллельно с ними работает еще и штатный психолог, но наша работа – это все же другое.
– Реквизит, подарки детям – все это стоит денег. У вашей организации есть какие-нибудь благотворители или вы все покупаете на собственные деньги?
– Обычно благотворители появлялись после выхода материалов о нашем движении в СМИ. Люди приходили, жертвовали какие-то деньги, игрушки, карандаши. Но сейчас нам вообще никто не помогает. Честно говоря, меня это не напрягает. Волонтерство для меня уже неотъемлемая часть жизни, на которую я выделяю средства из семейного бюджета. Правда, сейчас все заметно подорожало, и мы весьма радуемся тому, что успели заказать в Москве клоунские ботинки по старым ценам – по 3,5 тысячи рублей. Сейчас они стоят уже под восемь тысяч. Казалось бы, что такое ботинки – мелочь. Но на самом деле детей это очень впечатляет, им нравится, что на нас эти смешные большие клоунские ботинки.
Где-то через год нашей деятельности мы познакомились с руководителем фонда «Сила добра» Таней Козловой, с которой мы активно общаемся и сотрудничаем. Я сейчас даже уже не могу отделить фонд от нас и нас от фонда, потому что они нам очень сильно помогают. В частности, фонд «Сила добра» на грантовые средства организовал для нас курсы клоунотерапии, которые проводил известный питерский специалист в этой сфере Денис Пономаренко. Фонд постоянно помогает нам с подарками, чтобы мы не ходили к детям с пустыми руками. Таня Козлова настолько прониклась важностью того, что мы делаем, что уже сама работает в больнице клоуном в паре с Дмитрием Диком.
– В волонтерской деятельности, как, наверное, в любой другой, наступает момент выгорания, когда человек чувствует, что он уже не может этим заниматься. Все-таки семь лет – срок немалый. Пришлось проходить через такие состояния?
– Был период, когда я целых полгода не приходила в больницу. А поскольку я была и организатором, и вдохновителем, то и мои единомышленники без меня не ходили к детям тоже. Но это состояние нельзя назвать выгоранием. Причина была в другом. Морально это очень тяжело – видеть, как ребенок медленно уходит, и осознавать свою беспомощность перед этим. Когда приходишь и видишь, что из раза в раз состояние ребенка ухудшается, это больно. Таких детей у нас было несколько. И каждый такой уход – огромное потрясение для каждого из нас. Была такая девочка – Варя, которая особенно запала нам в сердце. Наверное, потому, что она сразу нас беззаветно полюбила, постоянно посылала нам СМС. Она так искренне верила, что мы клоуны, и не представляла, что мы можем жить обыкновенной человеческой жизнью, и всегда очень плакала, когда мы, бывало, задерживались и не успевали прийти в назначенное время. У Вари была не самая тяжелая форма рака, и врачи давали все шансы на то, что она поправится. Но после химиотерапии у онкобольных очень низкий иммунитет, им требуются буквально стерильные условия. Варя подцепила грибок, и этот не такой уж страшный для здорового человека вирус девочку погубил. Придя в больницу после отпуска, я узнала, что Варя умерла два дня назад. Это был тот самый стресс, после которого я полгода не могла появляться в больнице вообще. Потом поняла: жизнь продолжается, и нас ждут другие дети – надо к ним идти.
С Варей у нас появилась традиция устраивать дни рождения для детишек. Причем не в официальный день рождения, а просто так. Варя попала в больницу в марте, а день рождения у нее 11 октября. Чтобы как-то развеселить девчонку в новой, непривычной для нее обстановке, мы предложили ей: «А давай мы тебе устроим день рождения 11 апреля!» Купили торты, шарики, подарки и устроили ей полноценный день рождения. Естественно, остальные дети тоже захотели такого праздника для себя, и в течение года мы провели целую серию таких «внеплановых» дней рождения.
– Вы работаете только с пациентами РДБ или у вас есть и другая аудитория?
– Как-то наши знакомые волонтеры из Кирова пригласили нас в Кочпонский дом-интернат. Они приехали к детям с подарками и, чтобы вручение этих подарков не проходило скучно, вышли на меня «ВКонтакте» и попросили провести с детьми анимационную программу. Мы впервые работали с детьми с синдромом Дауна, поэтому все, что мы делали, это был полнейший экспромт. Мы провели с ними какие-то конкурсы и были поражены: это какое-то солнце, а не дети – настолько они добрые, открытые, светлые. Попроси обычного ребенка спеть песню, чаще всего он либо застесняется и вообще не споет, либо сделает это зажато, преодолевая себя. А эти дети бежали, спотыкаясь и падая, на все наши предложения спеть или продемонстрировать какой-то свой талант. Причем их ничуть не печалило, умеют они петь или не умеют – они были уверены, что умеют. И пели настолько открыто! А когда мы стали делать и раздавать им фигурки из шаров, надо было видеть, как они заботились друг о друге. Обычный здоровый ребенок всегда норовит первым схватить свое, а эти дети подходили и говорили: «А сделайте, пожалуйста, вот ей или ему».
Нам довелось поработать с этими детьми еще на одном празднике, куда нас приглашали. Такой отзывчивой и благодарной публики мне встречать не приходилось. Не зря же говорят, что дети с синдромом Дауна – солнечные дети. Причем, несмотря на возраст, детьми они остаются всегда. Мы хотели начать работать с этими детьми, но нас отговорили сами же работники этого интерната. Потому что это дети особой категории. И потом для них ведь это не будет терапией, это будет обычной анимацией. А анимации у них и в интернате достаточно. К тому же в отличие от больных ребятишек их постоянно куда-то вывозят, развлекают.
– Сегодня ваши ряды опять поредели, два клоуна – в очередном декретном отпуске. Не думаешь о том, чтобы пополнить состав?
– Я давно вынашиваю идею организовать в Сыктывкаре школу клоунов, пригласить для проведения мастер-классов профессиональных режиссеров. Но мечта пока остается мечтой. Все, как всегда, упирается в финансирование и в нехватку времени. У меня «ВКонтакте» есть группа «Корпорация смеха: детские праздники», где я проводила опрос на тему «Хотите ли вы стать клоуном?» Оказалось, желающих попробовать себя в этой деятельности достаточно много, есть даже люди, которые готовы предоставить нам помещения для проведения занятий. Хочется попробовать обучить людей и ввести практику клоунотерапии и в других городах республики. Да даже если бы сегодня к нам добавилось человек пять, уже было бы отлично. Потому что, несмотря на большое число желающих, в реальности это не всех может увлечь. Ведь клоунада требует от человека умения открываться и отбрасывать комплексы, раздвигать границы условностей. Не всем это по плечу.
По этому поводу хочется вспомнить случай. На семинаре у Дениса Пономаренко была одна дама лет 35, которую просто коробило от некоторых слов и заданий, предлагаемых в ходе тренингов. А Денис акцентировал внимание на том, что у клоуна вообще не должно быть табу ни на какие темы. Он может позволить себе выглядеть и говорить глупо, падать, издавать непотребные звуки. Так вот эту женщину просто ломало от этого, и она сама в этом признавалась. А сейчас она живет в Подмосковье, сама организовала там подобные курсы и вместе со своими детьми занимается клоунотерапией. Я к чему это? Вхождение в мир, лишенный стереотипов, совершенно изменило ее сознание. И ведь что интересно: те люди, о которых мы думали, что они-то точно смогут быть клоунами, отсеялись, а вот она, несмотря на первоначальное отторжение, осталась. В общем, я понимаю, что даже если мы такие курсы организуем, то из ста человек, пришедших туда, дай бог чтобы осталось хотя бы пять. И то это была бы колоссальная подмога нам. Были также люди, которые с нами ходили в больницу, мне казалось, что из них бы получились хорошие клоуны, но им оказалось тяжело импровизировать. Их нужно учить быть раскрепощенными. Ведь я по себе знаю: когда надеваешь нос, ты будто сразу становишься каким-то другим существом, меняешься внутренне, начинаешь дурачиться. Мы же все дети в глубине души, но многие сознательно или неосознанно душат своего внутреннего ребенка. А клоун позволяет этому внутреннему ребенку жить в тебе, действовать и даже где-то тобой руководить. Ты можешь позволить себе делать то, что не позволишь делать в обычной жизни.
В работе клоуна очень важна импровизация, умение реагировать на ходу. Потому что зачастую мы готовили сценарии, а они не прокатывали: оказывалось, что сегодня подобрались дети совсем не того возраста, для которого мы готовили, или программа игровая, а дети – в основном лежачие. И мы поняли, что сценарий – это всего лишь основа, но мы должны учиться работать в непредсказуемых ситуациях. Поэтому часто, приходя в больницу, мы кратко оговариваем, кто мы сегодня, заходим в отделение и ориентируемся уже по факту. В последний раз, например, мы были бродячими артистами, и по замыслу нам для представления не хватало актеров, которых мы брали из числа детей. При этом еще и задействовали родителей. Кстати, работа с родителями – это особое направление, они нуждаются в клоунаде ничуть не меньше, чем дети. От них очень многое зависит. Потому что они лежат в больнице со своими детьми, и, естественно, зная о диагнозе ребенка, впадают в депрессию, а это подавленное тревожное настроение передается ребенку. Поэтому родители тоже нуждаются в положительном посыле, они начинают понимать, как это важно – создать для ребенка правильный настрой.
– Насколько мне известно, постоянных волонтеров-мужчин у вас нет. Это объясняется спецификой вашего направления или просто трудно найти талантливых?
– В «Красном носе» в основном одни девушки. Почему-то талантливых ребят очень мало. Но если они приходят, то это просто жемчужины. Вообще, мужской юмор совершенно другой, и мужчины привносят свой шарм в нашу команду. Дмитрий Дик, который постоянно работает в паре с Татьяной Козловой, достаточно артистичный. Когда приезжал Денис и мы выходили в больницу, то обратили внимание, как реагируют девочки на мужчину-клоуна. Совершенно по-другому. В клоунаде должны быть и мужчина, и женщина. Это как инь и янь в жизни, как некая гармония. Две клоунессы – Катя Булышева и Наташа Рудольф – у нас сейчас ушли в декретный отпуск. В нашей команде остались я и Наташа Никитина. Наташа – вообще уникальный человек. Она в свое время пришла к Тане Козловой с предложением своей помощи. И когда приехал Денис Пономаренко, Таня направила ее на курсы клоунотерапии. Наташа с такой ответственностью подходит к делу! Постоянно покупает себе какой-то новый реквизит, просто не может пройти мимо магазина, где продают такие товары, шьет себе новые костюмы. Несмотря на то что у нее маленький ребенок, она очень много времени отдает волонтерству.
– А как долго ты сама еще собираешься заниматься волонтерством?
– Мне кажется, эта деятельность не имеет каких-то возрастных границ. Я знаю многих людей самого разного возраста, которые не хотят проживать свою жизнь впустую, помогают нуждающимся и делают добрые дела.
Беседовала Галина ГАЕВА
Фото из личного архива Екатерины СТОЛЯРОВОЙ