Ветерану Великой Отечественной войны Михаилу Ивановичу Сырокваше из Сосногорска 91 год. Но, несмотря на почтенный возраст, он никогда не отказывается от встреч со школьниками и студентами, чтобы рассказать им о том, какой ценой добывалась победа.
– На фронте никто не мог знать, доживет ли он до победы, и солдаты, бывало, просили своих товарищей: «Если вдруг я не вернусь из боя, вспоминайте меня, расскажите людям, что я очень хотел жить, но погиб, чтобы могли жить другие». И я до сих пор чувствую себя обязанным перед своими погибшими товарищами, – объясняет ветеран.
Когда началась война, Михаилу Сырокваше было 15 лет. Брянск, где жила их семья, немцы оккупировали в сентябре 1941 года и сразу же установили в городе свою власть.
– Я в детстве частенько шалил: то тут что-то подпалишь, то там что-то набедокуришь. За всякую такую шалость нас, пацанов, таскали в комендатуру, где в зависимости от вины давали удары шомполами. Обычно бил полицай из местных, а урядник рядом стоял и наблюдал за экзекуцией. Некоторые полицаи жалели нас, мальчишек, и бить старались несильно – только вид делали грозный. Но были и такие, кто бил от души, наотмашь. Бывало, штаны снимешь – еще не ударили, а уже больно, – вспоминает Михаил Иванович.
В 1943-м советские войска освободили Брянск. Всех парней 1925 года рождения и мужчин, кто мог воевать, взяли на фронт. И хотя по закону мобилизации подлежали только мужчины с 18 лет, 17-летних парней тоже забрали в учебный полк с расчетом, что до совершеннолетия их обучат военному искусству и направят на фронт. Но пройти весь курс боевой подготовки до конца мальчишкам не дали. Немцы под Витебском так сдавили две советские дивизии, что нужно было срочно бросать на прорыв дополнительные силы.
– Нам за два дня оформили документы, и нас, 250 младших сержантов-сопляков, и 400 маршевиков направили закрыть эту прореху. Тогда и началась для меня война, – вспоминает ветеран.
Для Михаила Сырокваши самым трудным стало его боевое крещение. Было это в августе 1944 года на территории Литвы. Немцы прорвались к реке Даугава, на другом берегу которой находилась советская дивизия. Чтобы не пропустить фашистов, наши солдаты, переправившись, взорвали за собой мост. Рота, в которой служил Михаил Сырокваша, получила задание не допустить форсирования реки немцами.
– Если бы мы этот мост не разрушили и допустили немцев к переправе, они бы разрушили наши тыловые части, – рассказал старый солдат. – Командир роты нам приказал: «Костьми лечь, но не пропустить немцев!» А в нашей роте к тому времени вместо ста солдат оставалось 46.
Рота автоматчиков залегла на берегу в поле и любую попытку врага пробраться к реке отбивала огнем. Немцам было сложно вести прицельный огонь, потому что русских солдат скрывали высокие хлеба. Они пустили в ход зажигательные патроны, созревший хлеб вспыхнул, и в считанные минуты все поле было охвачено огнем. Несмотря на пламя, подниматься солдатам было нельзя – немецкие снайперы, завидев над землей пилотку, тут же стреляли. Поэтому приходилось передвигаться только по-пластунски.
– Когда хлеб горел, чтобы спастись от огня, мы вынуждены были просто перекатываться на выгоревшее место. Благо сухая трава быстро горит, – продолжает собеседник издания. – За двое суток из 46 человек осталось 12. Большая часть солдат полегла в первые сутки, когда хлеба сгорели и нам пришлось ползать по открытой местности. Помочь раненым никто не мог, потому что санинструктор погиб в первый же день. Командир роты по цепочке передал, чтобы мы собирали оружие и гранаты у погибших и распределились так, чтобы не дать немцам понять, что наши силы уже очень невелики.
Из командования дивизии пришел приказ продержаться хотя бы еще сутки, пока не придет подкрепление. И вот на вторые сутки 43-я армия пошла в наступление и закрыла эту прореху, куда пытался просочиться противник.
Награждать оставшихся после боя солдат приехали командир дивизии с адъютантом. Комдив приказал всех пропустить через санпропускник и выдать новое обмундирование: защитники переправы стояли перед ним черные, как черти. За этот бой Михаил Сырокваша получил медаль «За отвагу». А на его родину командование направило благодарственное письмо с фотографией.
– Я тогда носил 46-48 размер, а форму мне выдали чуть ли не 54 размера. Комдив был под два метра ростом, а я шкет, и когда он вручал награды, обернулся к адъютанту и говорит: «Младшему сержанту и медаль-то некуда прицепить». Потом нас всех сфотографировали вместе с боевыми товарищами и комдивом и это фото отправили моим родителям, – вспоминает солдат.
На вопрос, что для него, молодого парня, было самым трудным на фронте, ветеран отвечает:
– На фронте каждый день был трудным, там легких прогулок не бывает. Полегче стало после того, как мы взяли Кенигсберг, потому что немцы стали уже не такие агрессивные, чаще сдавались в плен. Трудно ли стрелять в человека? Когда стоишь перед лицом смерти, об этом не думаешь, тут все на опережение: либо тебя убьют, либо ты убьешь. Ведь наши и немецкие окопы были на расстоянии не более двухсот метров – на бросок гранаты. Тут, брат, раскроешь коробочку – и нет тебя. Только ночью было поспокойней, потому что темно.
По словам ветерана, понимание того, что ему пришлось пережить, пришло уже после войны, когда он вернулся домой. В отчем доме, увидев стоящую на комоде фотографию, сделанную после первого боя, солдат не просто заплакал – зарыдал. Потому что только тогда понял: тот первый бой был настоящим адом.
– Страшно ли было, я в бою не понимал. Но, увидев эту фотографию, ужаснулся: да не может человек выжить в таких обстоятельствах. Когда встречаюсь со школьниками, они меня всегда спрашивают, страшно ли было. Я им обычно отвечаю, что, видимо, природой заложена в человеке программа в таких ситуациях страх отключать, потому что запаникуешь – точно не выживешь. В бою действуешь, как робот, как во сне, видишь: взрыв – чья-то рука или нога с обмоткой полетели, но это даже эмоций никаких не вызывает. Эмоции приходят потом, когда опасность уже миновала.
Тяжелых ранений Михаилу Сырокваше удалось избежать, но кисть руки минными осколками все же изуродовало – до сих пор пуговицу застегнуть не может. Со своими боевыми товарищами он прошел Белоруссию, Прибалтику и дошел до Восточной Пруссии, где и застала его победа.
– Вот сейчас иногда появляются воспоминания о том, что русские солдаты на территории врага в отместку за все, что немцы творили в России, грабили и обижали местное население. Но, когда мы вошли в Восточную Пруссию, командование отдало приказ: «Никакого мародерства». И я вам точно говорю: в нашей дивизии мародерства не было. Немцы при наступлении Советской армии эвакуировали свое население из Восточной Пруссии. Но тех, кто остался, мы даже подкармливали из своих полевых кухонь. Еще на меня большое впечатление произвели их поселения типа наших хуторов, которые уже тогда были благоустроены по высшему классу.
После победы молодых солдат, которые еще не отслужили свой срок, посадили в вагоны и отправили на Дальний Восток. По словам ветерана, никто не знал, куда их везут. Все понимали, что не в санаторий, но куда именно, не догадывались до самого прибытия на место. А везли их на Забайкальский фронт. В Монголии части доукомплектовали солдатами 1927 года рождения и отправили штурмовать перевал Хинган.
– Мы могли только гадать, зачем нам дали саперный и танковый полки. Оказалось, через этот перевал даже козьих троп не было, а мы 300 километров прошли там целой армией. Тогда и поняли, зачем нужен был саперный полк: они подрывали скалы, где было необходимо. Много танков упало в пропасть. Страшное это зрелище: тросы толщиной с руку лопались, и танки падали, только ствол крутился. Перейдя перевал, мы вышли в тыл Квантунской армии, откуда нас никто не ждал. Эта война для меня была недолгой, вскоре японцы подписали соглашение о капитуляции.
После войны Михаил Сырокваша два года поработал физруком в школе. А потом понял, что это не его занятие, и поступил учиться в трехгодичную школу машинистов паровоза. После окончания приехал по распределению в рабочий поселок Ижма (нынешний Сосногорск). Год работал машинистом, освоил еще несколько профессий и поступил заочно учиться в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Когда приехал в отпуск на родину, женился на красавице Татьяне, с которой прожил всю жизнь и воспитал троих сыновей. Два года назад его верная подруга ушла из жизни.
Север стал ему второй родиной, здесь, в Сосногорске, он живет до сих пор. В 1986 году Михаил Сырокваша ушел на пенсию. Но без работы заскучал. А в это время организовывались советы ветеранов, и его избрали в совет ветеранов руководить секцией патриотического воспитания.
– Я люблю встречаться с детьми, рассказывать им о войне. Однажды даже в исправительную колонию ездил, с заключенными встречался. Мне потом начальник колонии сказал: «У нас еще ни одного мероприятия не было, чтобы муха пролетела – и все слышно».
На вопрос, в чем, по его мнению, заключается счастье, ветеран отвечает:
– Счастье – это когда у тебя есть большая цель и когда ты к ней идешь и видишь, как все сопутствует тебе на пути к этой цели. Счастье даже не в самой цели, а в движении к ней. Я еще когда в учебном батальоне был, решил для себя всегда во всем быть первым. Стремился к успеху во всем, и мне кажется, мне это удавалось.
Галина ГАЕВА
Фото Дмитрия НАПАЛКОВА
Скажите, как так получилось, что у Михаил Иваныча на груди орден красной звезды, а в списках кавалеров этого ордена его нет — НЕУЖТО УКРАЛ?