Тамара Попова: «Мы пережили трудное, но интересное время»

Великая Отечественная война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство. Дети войны как могли приближали победу в меру своих, хоть и маленьких, хоть и слабых, сил. Они восстанавливали страну вместе со взрослыми. Ребята хлебнули горя полной чашей и зачастую натерпелись от войны не меньше, чем бойцы на фронте. Страдания и голод, смерть родных рано сделали ребятишек взрослыми. Война в сотни раз страшнее, если видеть ее детскими глазами. Официально в категорию «дети войны» входят те, кто родился и проживал на территории СССР с 22 июня 1928 года по 3 сентября 1945 года. Таковых в стране несколько миллионов. В Коми, по данным на 1 января 2020 года, число «детей войны» составляло 33 тысячи 268 человек (в 2016 году было более 43 тысяч). В объявленный Владимиром Путиным Год памяти и славы газета «Республика» начинает цикл, посвященный тем, кто пережил войну в детстве. Героиней первой публикации стала 80-летняя жительница Сыктывкара Тамара Попова.

При свете лучины

– Хочу рассказать об этом, потому что моя биография очень похожа на биографии других детей
войны. По национальности я коми, – поведала Тамара Попова. – С 1941 года жила в Коми АССР, в деревне Пустошь, у моей бабушки вместе с двоюродными братом и сестрами, которые были немного старше меня, и нашими матерями. Их отец, как и мой, погиб. Погиб и мой семнадцатилетний дядя.

Очень ярко запомнились долгие зимние вечера в деревне. Вот как вспоминает их Тамара Попова:

– 1944 год. Вечер, темно, электричества, керосиновой лампы, свечей нет. Женщины чистят шерсть и лен, вяжут носки и варежки для солдат нашей армии. Их отправляли на фронт через военкоматы. Лен сдавали на завод по переработке льна. Нам, детям, поручили следить за горящими лучинами, закрепленными между бревнами стены так, чтобы горячие угольки падали в ведро с водой. Так происходило каждый зимний вечер, поэтому, наверное, я все это так ярко помню.

Керосин в колхозе начали выдавать только в 1947-1948 годах. Давали его за трудодни. Была такая единица учета труда колхозников и их участия в распределении доходов колхоза. На денежную оплату труда переходили по мере укрепления экономики в начале шестидесятых годов. Электричество появилось в домах сельчан в конце сороковых – начале пятидесятых.

– Было трудно держать коров, телят и овец. В основном держали неприхотливых коз, они давали до литра молока в день. Хватало ли нам? Помню только, что всегда хотелось есть, – рассказала собеседница издания.

Дома топили большую деревенскую печь. Все жили в одной комнате, дети спали на полатях, где было теплее. Бабушка и женщины спали на печке. Заготавливали дрова вручную: женщины и дети шли в лес с веревками, топорами, двуручной пилой. Дети искали упавшие деревья, тащили их на веревках в одно место. Женщины пилили их, кололи, складывали в поленницы, зимой на санках или на лошадях, которых колхозникам выделяли согласно очереди, дети перевозили их к дому. При этом грунтовые дороги содержались в порядке к каждому населенному пункту, чистили их так называемыми «утюгами», которые таскали лошади, машины, трактора. Это два соединенных под углом 35-60 градусов железных широких «крыла», при движении они сталкивали снег на обочину дороги, а летом разравнивали полотно дороги.

Маленькие помощники

Летом дети собирали на лугах красный клевер, щавель, крапиву, все сушили, и взрослые мололи травы на домашней мельнице, сделанной из двух тяжелых отшлифованных ребристых камней – жернов, верхний из которых вертели с помощью ручки. Из такой «муки» и картошки пекли оладьи и ели их вместо хлеба. Спасением от голода служили грибы и ягоды. Сельчане варили грибной суп, пили чай на травах с сушеными ягодами.

– Когда было совсем нечего есть, мама брала на плечи сак – большой сачок и шла на реку ловить рыбу. Приносила около килограмма ершиков и карасиков, и мы объедались ухой, млели от счастья, – такие яркие воспоминания оставили нехитрые деревенские деликатесы.

После окончания войны стали возвращаться с фронта израненные физически и уставшие морально мужчины. Но отцы Тамары и ее двоюродных сестер и брата не вернулись с фронта. Бабушка завела корову и овец, так как нужно было кормить семью и помогать восстанавливать страну. До конца сороковых годов действовал продовольственный налог. Дети каждое утро несли в бидонах молоко на молокозавод. Картофель бабушка сдавала на крахмальный завод, который возвращал остатки переработки крахмала, из него дома пекли оладьи.

– Еды по-прежнему не хватало – почти все сдавалось, – отметила ветеран. – Траву колхозникам косить не разрешалось, корм животным надо было зарабатывать через трудодни, так же как и зерно для хлеба. И мы работали с сестрами и братом на сенокосе, на уборке колхозного зерна, в полеводческой бригаде. Колхозный бригадир верхом на лошади объезжал деревню с шести часов утра, стучал в окна и распределял всех на работу. Только в середине пятидесятых годов колхозникам разрешили выращивать рожь в личном хозяйстве. Каждое лето я, девочка, приезжала в деревню, помогала родственникам зарабатывать трудодни, на которые давали зерно, крупу, сено на корм скоту и даже мед с колхозной пасеки. Мы выращивали на огороде капусту, лук, картофель, горох, ухаживали за коровой и овцой.

По Сысоле, что протекала в трех километрах от деревни, плыли баржи с переселенцами. Бабушка и дети несли к берегу овощи в мешках и выменивали их у переселенцев на одежду и предметы обихода. В сельской местности по берегам рек располагались небольшие заводы: по переработке льна, по производству крахмала. Работали молокозаводы, машинно-тракторные станции. В селе Нювчим действовал чугунолитейный завод, в послевоенное время в республике открывались мебельные и швейные фабрики. На производстве трудились в основном женщины и пожилые мужчины, которых по возрасту не призывали в армию.

На берегу Печоры

В конце 1948 года семья восьмилетней Тамары переезжала в Печору. Ехали в кузове грузовой машины двести километров.

– Мама вышла замуж, и тогда была беременна третьим ребенком, а я сидела на сундуке вместе с годовалым братом, – вспоминает она переезд. – Нас сильно трясло, мы переваливались с одного борта на другой до железнодорожной станции в Айкино. Дальше ехали пятнадцать часов в сидячем вагоне до Печоры – других не было. Такой вояж в последующем мы с сестрами и братом осуществляли каждое лето. Будучи студенткой, я также приезжала в свободное лето к бабушке работать в колхозе.

В Печоре семья из пяти человек жила в одной комнате двухквартирного дома, завели козу. Тамара ходила в начальную школу в одноэтажное здание на высоком берегу Печоры. В классе было 46 детей, в том числе «великовозрастные» – 13-15 лет. Это были дети эвакуированных и переселившихся семей. По окончании четвертого класса давали аттестат. Больше половины класса были отличниками и хорошистами.

– Помню учительницу пения. Она играла нам на пианино классическую музыку, лирические песни и даже пела их, на перемене она учила нас танцевать вальс, танго и другие танцы, – вспоминает послевоенную школу женщина. – Тогда мы впервые увидели на ней кожаные утепленные сапоги. Нас это поразило, так как, помимо валенок и резиновых сапог, мы ничего не видели.

Государство установило норму расхода продуктов питания через карточную систему. В очереди за хлебом стояли семьями, сменяя друг друга. Взрослым давали 350 граммов, детям – 250. Тамара как старшая в семье носила воду с колонки сначала бидонами, потом ведрами, возила на санках белье полоскать на реку, водила младших в ясли, детсад, помогала отчиму с заготовкой дров, топить печки. В свободное время молодежь постарше заливала каток в одном из дворов, где ребята учились кататься на деревянных коньках, привязанных веревками к валенкам. Летом играли в лапту, ходили на деревянных ходулях.

Родители Тамары копили деньги на зиму, когда из Мутного Материка и Ижмы приезжали оленеводы и на нартах привозили замороженные оленину, молоко, рыбу – семгу, хариус. Родители покупали эти деликатесы и держали за окном в сетке на холоде. Холодильников тогда не было.

Встреча с Гагариным

После школы девушка поступила в Ленинградский финансово-экономический институт и окончила его в 1961 году. Студенты того времени принимали активное участие в жизни послевоенной страны, трудились в стройотрядах, на сельхозработах и помогали поднимать целину.

– В институте к нам внимательно относились. Декан регулярно заходил в наше общежитие, которое располагалось на пятом этаже жилого дома с печным отоплением, – рассказала собеседница. – Он интересовался делами и проблемами своих студентов. Пьянок, драк, разбитых дверей и окон не было. При провале студентом сессии организовывалась комиссия для пересдачи экзамена. Всегда старались избежать исключения из института, так как затрачены бюджетные средства и государству нужны были профильные специалисты. Ленинградцы были людьми высокой чести, очень интеллигентными, порядочными, добрыми. Всегда удивлялась, как они сумели эти черты сохранить, пережив войну.

Девушка любила классическую музыку, романсы, душевные песни советских композиторов. Тогда в кинотеатрах перед показом кинофильмов шел небольшой концерт, который она с удовольствием слушала. Звучали лирические, близкие духу песни, музыка поднимала настроение. Это были «Гляжу в озера синие», «С чего начинается Родина», «Нежность», «Я люблю тебя, жизнь», «Вальс расставания», «Как не любить мне эту землю», «Песня о тревожной молодости», «Когда цветут сады», «Киевский вальс», «Калина красная», «Березовый сок». В институте она занималась парашютным спортом. В 1961 году вместе с ленинградцами и студентами встречала на Невском проспекте Юрия Гагарина и Никиту Хрущева. Кортеж проехал мимо Тамары всего в трех-четырех метрах:

– Какое у Юрия Гагарина было доброе и счастливое лицо. Как было всем хорошо от этой встречи. Народ ликовал, все хлопали в ладоши, кричали «ура!», пели песни. Страна превращалась в великую державу, народ которой уважали во всем мире.

С дипломом института девушка вернулась в Коми АССР, где проработала по специальности до пенсии. А на пенсии она шесть лет возглавляла фонд имени Ивана Морозова.

– Мы, дети довоенных и военных лет, пережили очень трудное, но интересное время, – подвела итог Тамара Попова. – Я никогда не боялась физического труда, в десять лет верхом на лошади перевозила копны сена для закладки в стог, работала косой, серпом, пилой и в 14 лет колола дрова топором. Дети войны, трудясь с малых лет, не испытывая родительской ласки и отцовской защиты, выработали стойкость духа и терпимость, чувство справедливости и ответственности. Мы, дети погибших солдат, безотцовщина – так нас называли тогда, все еще живы, хотя нас становится все меньше и меньше. Дети войны – они все подранки, нет ничего противоестественнее в детстве, чем война. Сколько нас было в то время и сколько осталось? В одно время в нашем государстве название «дети войны» было очень популярным, но как-то быстро исчезло из средств массовой информации.

Артур АРТЕЕВ

Фото автора и из семейного архива Тамары Поповой