Александр Рогов: «Введение чрезвычайного положения, хоть и неофициально, предлагалось задолго до ГКЧП»

В год 80-летия законодательного органа республики бывшие и действующие депутаты Госсовета вспоминают на страницах «Республики» о парламентских буднях и переломных моментах в истории региона и страны. Депутат Верховного Совета Коми АССР XII созыва и IV созыва Госсовета республики Александр Рогов был не просто свидетелем событий 19-21 августа 1991 года, но и непосредственным их участником. В интервью изданию он рассказал, почему его подпись появилась на телеграмме в поддержку ГКЧП и как это отразилось на его дальнейшей судьбе.

– Вы были депутатом и Верховного Совета Коми АССР, и Госсовета республики. По сути, это два совершенно разных парламента. А каким, на ваш взгляд, должен быть идеальный парламент – тот, где царят страсти, дебаты, или же работающий по спокойному размеренному графику?

– Оба варианта имеют право на существование. Страсти в Верховном Совете XII созыва кипели потому, что в переломный момент просто нельзя было по-другому. Парламент состоял из 180 депутатов. Это был первый созыв, который действительно избирался на альтернативной основе, на протестном движении. Главный лозунг был «Долой КПСС!», это я очень хорошо помню. Всем хотелось сделать что-то совершенно новое и очень быстро.

– В депутаты Верховного Совета вы выдвинулись, будучи первым секретарем Усинского горкома КПСС. Это было ваше личное желание или установка партии?

– Партия к тому времени уже не была столь влиятельной, чтобы управлять избирательной кампанией. Я сам решил избираться кандидатом в депутаты. Будучи председателем горисполкома, а затем первым секретарем Усинского горкома, я присутствовал на сессиях Верховного Совета, видел, как работает этот орган, кто и как решает судьбы людей. Мне казалось, некоторые вопросы можно было бы решить по-другому. Не хочу сказать, что я был революционером, но хотелось внести что-то свое, тем более что время было действительно революционное, а мы были молодые, полные энергии и замыслов.

– Вам это удалось? Вы ведь были достаточно непродолжительный период депутатом Верхсовета.

– Наверное, нет такого примера, когда все получается, даже если 20 лет быть депутатом. Что-то удалось, но больше не удалось. Слишком бурно тогда развивались события. Иногда эмоции депутатов брали верх над здравым смыслом. Но я все-таки остался доволен депутатской работой того периода. Так получилось, что я стал сначала заместителем председателя Верховного Совета, потом первым заместителем председателя и по поручению руководителя парламента Юрия Алексеевича Спиридонова участвовал в очень серьезных мероприятиях – подготовке Федеративного договора и Союзного договора.

От Союзного договора зависело, какой будет страна в целом, какая будет форма правления, федеративное или конфедеративное устройство государства, какие будут взаимоотношения между субъектами и центральной властью и так далее.

А Федеративный договор должен был стать основой новой Конституции. От него зависело, что собой будет представлять Россия, как будут распределены полномочия между федеральными и региональными органами власти, какое финансовое обеспечение этих полномочий получат регионы, в том числе наша республика.

К сожалению, так получилось, что подписание Союзного договора не состоялось по известным причинам, а что касается Федеративного договора, то к ратификации был представлен совершенно другой текст, не предусматривающий никаких самостоятельных полномочий регионов (только совместные с федеральными органами власти) и самостоятельного финансового обеспечения. Нет полномочий – нет и финансового обеспечения.

– Но некоторым республикам все же удалось добиться для себя преференций. Почему?

– Дело в том, что Татарстан, Башкортостан и Чечено-Ингушетия не ратифицировали представленный текст Федеративного договора, поэтому некоторые положения Конституции на этих территориях не действовали. До настоящего времени Татарстан заключает ежегодно соглашение о взаимоотношениях с федеральной властью и живет совершенно по другим принципам.

Мы тоже могли поступить так, но «революционный» депутатский корпус посчитал это происками «бывших», поэтому проголосовали, как просил главный «революционер» Ельцин. Я считаю главным недостатком работы XII созыва Верховного Совета Коми АССР, что мы тогда ратифицировали Федеративный договор. Конечно, это не есть хорошо, когда в одном государстве разные субъекты на законном основании руководствуются разными принципами, но это выход из положения. Это конфликт интересов, но конфликт во имя развития и благосостояния.

Сравните сегодняшнюю Республику Коми и Татарстан. У Татарстана в приоритете финансовое обеспечение своего региона, а то, что осталось, передается в федеральный бюджет. У нас все наоборот.

– Насколько сильно первоначальный вариант договора отличался от итогового?

– Самый первый вариант был предложен Белым домом. По этому варианту статус республик приравнивался к статусу краев и областей. То есть наш статус понижался. Естественно, это нас не устраивало. Руководители автономных республик договорились выработать свой вариант договора. Для координации работы был избран неофициальный староста – председатель Верховного Совета Башкортостана Муртаза Рахимов. Мы собирались в разных городах, обсуждали и пришли к единому варианту – по-настоящему революционному. В этом варианте даже было прописано, что республики полностью самостоятельны и самостоятельно входят в Российскую Федерацию. Мы понимали, что федеральный центр ни за что на это не согласится, но для того, чтобы чего-то добиться, нужно заявить нечто большее, а затем, отступая в чем-то, сохранить за собой максимум. Всегда приходится идти на компромисс, но желательно, чтобы этот компромисс был хотя бы где-то посередине, а не в самом конце. Так оно и получилось. В ходе продолжительных и бурных дебатов был подготовлен довольно добротный документ, предусматривающий как полномочия регионов, так и финансовое обеспечение этих полномочий.

В 1990 году я большую часть времени проводил в Москве. От имени республики мне было поручено заниматься этим вопросом. Кстати говоря, от других республик, как правило, присутствовали председатели Верховных Советов.

– А почему Юрий Спиридонов отправил вас вместо себя?

– Сначала это было разовое поручение, а потом он решил, что я уже в теме. Понимаете, по натуре он производственник и, даже будучи председателем Верховного Совета, больше занимался производственными вопросами.

– Юрий Спиридонов сделал вас своим первым замом, потому что вы вместе работали в Усинске?

– Нет, в Усинске мы вместе не работали. Но в Усинск я попал только благодаря ему. Познакомились мы с Юрием Алексеевичем совершенно случайно. Я как инструктор обкома партии курировал в том числе и строительство четвертой нитки газопровода. Весна в тот год пришла раньше обычного. У трубостроителей не хватало транспорта для вывоза по зимникам железобетонных пригрузов на трассу газопровода. Необходимо было организовать дополнительный транспорт. Для организации этой работы я был командирован в Ухту, где изготавливались эти изделия. Пригрузы нужны, чтобы на болотных участках газопровод не всплывал.

Прибыв в Ухту, я доложился первому секретарю Ухтинского горкома, который направил меня к заведующему промышленно-транспортным отделом Юрию Алексеевичу Спиридонову. Знакомство получилось суровым. Сначала он послал меня подальше: «Тебе поручили, ты и организовывай». Но уже на следующий день мы очень дружно работали, и задача была успешно выполнена. Знакомство состоялось.

Вскоре Юрия Алексеевича избрали первым секретарем Усинского горкома, а я курировал в том числе и обустройство нефтяных и газовых месторождений, строительство дорог, поэтому в Усинске бывал часто. Там наше знакомство продолжилось. Потом я поехал учиться в Ленинградскую высшую партийную школу. В один из своих приездов в Питер Юрий Алексеевич предложил мне стать председателем Усинского горисполкома, пообещав со своей стороны всяческую помощь и поддержку. Но его избрали вторым секретарем обкома, поэтому я считал, что этот вопрос уже снят с повестки дня. Во-первых, туда приехал новый первый секретарь из Ухты, который не знал Усинск. Да и я, хоть и часто приезжал в Усинск, тоже не знал город так хорошо, как должен его знать председатель горисполкома. Когда два первых руководителя приезжие – это не есть хорошо, считал я. Минусом было и отсутствие опыта работы в советских органах. До того, как стать инструктором обкома, я прошел путь от плотника-бетонщика до главного инженера строительного управления.

Тем не менее Юрий Алексеевич настоял, и меня избрали председателем горисполкома, потом – первым секретарем горкома партии. А когда я стал депутатом Верховного Совета, он выдвинул мою кандидатуру – сначала своим заместителем, а потом и первым заместителем.

– Никуда не уйти от вопроса о событиях 19 августа 1991 года. Телеграмма в поддержку ГКЧП ушла в Москву за вашей подписью, и в истории вы остались руководителем республики, поддержавшим путчистов. Некоторые из ваших коллег считают, что тем самым вы «прикрыли» своего шефа, который в тот момент находился в столице. А у вас была возможность не отправлять эту пресловутую телеграмму, дождаться возвращения Юрия Спиридонова?

– Вариантов развития событий всегда есть множество. Во-первых, телеграмма ушла не в Москву, а в города и районы республики. В те дни Юрий Алексеевич во главе делегации республики действительно находился в Москве для подписания как раз того самого Союзного договора, в подготовке которого я участвовал.

Утром я пришел на работу – радио не включал, а телевизор по утрам вообще никогда не смотрю – и ничего не знал про ГКЧП. Заходит начальник юридического отдела Евгений Шишкин и говорит: «Александр Григорьевич, знаете, что объявлено чрезвычайное положение?» Включаю радио – а там через каждые пять минут объявляют о создании ГКЧП. В принципе меня это не удивило, потому что вопрос о введении чрезвычайного положения в виде реплики высказывал Назарбаев на одном из совещаний у Горбачева. Предложение, правда, никак не обсуждалось и осталось без внимания, но оно было озвучено, я его слышал. Закон о введении ЧП приняли, и, собственно говоря, законодательно к такой ситуации все было подготовлено. Да и ситуация в стране была довольно напряженной: Сумгаит, Тбилисские события, Вильнюсские события, Нагорный Карабах, сложности с продовольственным обеспечением. Требовались какие-то неординарные меры, чтобы стабилизировать ситуацию, решить какие-то организационные вопросы.

Мне начали звонить из районов и городов: что делать, как быть? А у меня никакой информации, кроме того, что передавалось по радио. Я пытался позвонить по ВЧ-связи Ельцину, его заместителям. Дозвонился до Исаева, заместителя Бориса Николаевича. Он говорит: «Я сам ничего не понимаю, действуйте по обстановке». Потом позвонил Юрий Алексеевич из приемной вице-президента Янаева. Сказал: «Все нормально. Все под контролем. Мы идем к Янаеву на прием. Ребят надо поддержать».

Поскольку звонки с вопросами, что делать, продолжались, я попросил Шишкина подготовить текст телеграммы. На телеграмме должно было стоять две подписи – руководителей законодательной и исполнительной власти. А так как председатель Совета Министров Вячеслав Иванович Худяев уехал вместе со Спиридоновым, а на хозяйстве временно остался Вячеслав Бибиков, то я попросил найти Бибикова, чтобы мы вместе подписали эту телеграмму. Но Бибикова не нашли, нашли другого зама – Виктора Кармановского. Он спросил: «Это согласовано?» Я говорю: «Да, согласовано». «Нет вопросов, я подпишу». Внес правки, и мы с ним пошли обедать. А на обед пришел Бибиков. Кармановский говорит: «Так вот, Бибиков пришел, пусть он и подписывает». Бибиков подписал.

Потом почему-то больше претензий стали предъявлять именно Бибикову, даже требовали его отставки, причем совершенно незаслуженно.

– А кто требовал, чтобы Бибикова сняли?

– Депутаты. Сначала они требовали моей отставки, потом – даже еще яростнее – отставки Спиридонова, а затем переключились на Бибикова.

Ситуация настолько накалилась, что могло произойти все что угодно, поэтому, учитывая потенциал Юрия Алексеевича и мой потенциал, я принял решение об отставке. Этим я если кого-то и спасал, то не Юрия Алексеевича лично, а спасал республику от возможной потери достойного лидера.

– Когда это произошло?

– Сессия Верховного Совета состоялась на третий или четвертый день после ГКЧП. Но тогда голосов не хватило, и вроде как все успокоилось. Однако в депутатском корпусе, особенно среди воркутинских депутатов, продолжали бушевать нешуточные страсти, и в октябре я во второй раз написал заявление об отставке и был освобожден от должности.

А через год, когда пыль улеглась и ситуация прояснилась, депутаты в этом же составе абсолютным большинством голосов утвердили меня заместителем председателя Совета Министров Коми АССР, посчитав это политической реабилитацией. Кстати, Верховный суд России не признал действия членов ГКЧП незаконными. К сожалению, оправдания дождался только генерал Варенников, который потребовал завершить судебное рассмотрение, в то время как другие члены ГКЧП согласились на амнистию, признав тем самым вину. Я лично знал этого генерала и всегда гордился им. Это был настоящий боевой генерал, участник Парада Победы.

– Чем вы занимались до этой «реабилитации»?

– Меня пригласили работать в иностранную фирму. В свое время, будучи еще первым замом председателя Верховного Совета, я по поручению Юрия Алексеевича вел переговоры по созданию двух совместных предприятий по добыче тяжелой нефти на Усинском месторождении и переработке нефтяных шламов на Ухтинском НПЗ со швейцарской фирмой и был хорошо знаком с вице-президентом этой фирмы Клодом Дофеном. Эти совместные предприятия были созданы и, кстати говоря, успешно работали. Теперь они в собственности компании ЛУКОЙЛ.

В те горячие дни Клод Дофен находился в Москве, где у фирмы было большое представительство. Он позвонил через переводчика мне и предложил приехать в Москву для беседы. Я пообещал, но настроение было такое, что быстро об этом забыл. А дней через десять позвонил генеральный представитель и передал поручение от Клода Дофена провести со мной переговоры. Я согласился.

На переговорах в Москве мне предложили уехать с семьей в Англию, отдохнуть, выучить язык и решить вопрос, готов ли я работать в этой фирме. Я даже испугался: кто я такой, чтобы меня приглашали в столь крупную иностранную компанию на таких условиях? Да еще с семьей. Наверняка без ЦРУ не обошлось. Но ведь никаких государственных секретов я не знал. Может быть, знал чуть больше, чем простой человек, но в то время все гостайны публиковались в газетах, и это считалось «сотрудничеством». Тем не менее как бывший первый секретарь горкома и бывший первый заместитель председателя Верховного Совета я не мог себе позволить «сдаться капиталистам». В итоге предложил: давайте я поработаю в Сыктывкаре, а там видно будет. В компании согласились, создали в Сыктывкаре филиал своего представительства, назначили меня главой этого филиала. У меня был бухгалтер, секретарь-переводчик, водитель, машину «Мицубиси Паджеро» для меня купили. Кстати, это был первый джип в столице Коми. Назначили зарплату в 2,5 тысячи долларов. Я такой зарплаты в жизни не видел.

Почему я им был нужен? Потому что хорошо знал руководителей союзных и автономных республик, так как мы часто встречались на совещаниях в Кремле. А им нужен был такой человек, который вхож во властные кабинеты и мог организовать встречи. Дело в том, что в тот период все вопросы решались на государственном уровне. Чтобы создать совместное предприятие, начать любое сотрудничество, руководство компании сначала решало вопрос с руководством региона и могло реализовывать свои планы, только когда дано «добро». По поручению фирмы я, например, встречался с Назарбаевым, зафрахтовал самолет и один летал в Алма-Ату. Организовывал предварительные переговоры и с Шаймиевым, с Рахимовым. Консультировал компанию по местному законодательству, которое тогда стремительно менялось, делал по данным статистической отчетности прогноз социально-экономического развития региона. В этой компании я проработал год, после чего был избран заместителем председателя Совета Министров республики.

– Спустя 16 лет вы снова стали депутатом – теперь уже Госсовета Коми. Вошли в ту же реку или в совершенно другую?

– Это была совершенно другая река со спокойным течением. Я был избран от КПРФ. Никогда не отказывался от принадлежности к этой партии и сейчас не отказываюсь. Первоначально хотел выдвинуться как одномандатник, но поступило предложение идти на выборы от КПРФ. В центральном штабе партии посчитали, что у меня больше авторитета и таким образом партия наберет больше голосов. Зюганов лично приглашал меня в Москву. Я дал согласие возглавить список при условии, что одновременно буду выдвигаться по одномандатному округу. Но выяснилось, что значиться в партийном списке и одновременно быть самовыдвиженцем по одномандатному округу нельзя. Тогда я решил идти на выборы по одномандатному округу от партии и возглавить партийный список. По одномандатному округу меня сняли с выборов якобы за подкуп избирателей. А подкуп заключался в том, что я дал деньги старушке на лекарства. Тогда был большой дефицит всего, в том числе медикаментов. Платные лекарства были, а бесплатных нет, давали талончик о постановке в очередь. Оказалось, что это видел случайный свидетель, который заявил на меня в избирком. Таких случаев было много, но именно этот стал широко известным, на основании чего меня сняли с выборов. В итоге я прошел по партийному списку.

– Во время этих выборов сыграло ли какую-то отрицательную роль ваше участие в событиях ГКЧП?

– Если сыграло, то только положительную. И даже совсем недавно один человек мне сказал: «Я никогда не забуду, как вы поступили». Я сам тоже ни о чем не жалею. Считаю, что поступил так, как надо было поступить.

– Что можно рассказать о IV созыве Госсовета, какие значимые законы были приняты в тот период?

– Я возглавлял комиссию по регламенту и депутатской этике. Это не основная структура Государственного Совета, но рассчитывать на что-то другое депутату от КПРФ было сложно. Значимых законов было принято много. Другое дело по содержанию – с чем-то я был согласен, с чем-то нет. Но я хотел бы обратить внимание не на достижения, а на недостатки обоих созывов.

В XII созыве ошибкой было голосование за ратификацию Федеративного договора. А в IV созыве – голосование по закону об изменениях в регламент по отчету главы республики, когда депутаты не имеют права обсуждать доклад. Даже задавать вопрос можно только предварительно и в письменном виде. Нельзя задавать никаких уточняющих вопросов, давать оценку на основании коллективного анализа работы правительства. А ведь оценка – это не обязательно критика. Это анализ и конструктивные предложения. Хотя даже критика заставляет человека задуматься: а правильно ли я делаю? Я считаю, что все последующие события, связанные с «делом Гайзера», в какой-то степени следствие этого, поскольку исполнительная власть оказалась фактически бесконтрольной. Хотя я и не голосовал ни за ратификацию Федеративного договора, ни за эти изменения в регламент, тоже несу ответственность за это, потому что не нашел достаточно аргументов убедить депутатов голосовать по-другому.

Я за разделение властей, но все-таки парламент на то и представительный орган, чтобы от имени населения, своих избирателей, давать оценку работе исполнительной власти и ее контролировать. Так принято во всем мире.

Беседовала Галина БОБРАКОВА

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА