Чужбина, ставшая родиной

Трудная судьба научила 98-летнего Арнольда Кирста переносить любые невзгоды и не искать легких путей

В начале Великой Отечественной войны после долгих скитаний и принудительных работ на Беломорканале в числе других вынужденных переселенцев семью Арнольда Кирста привезли на лесозаготовки в глухую тайгу в районе нынешнего поселка Тимшер. В годы развала советской экономики, когда многие немцы, когда-то насильно привезенные в эти края, массово устремились на свою историческую родину, взрослые дети Арнольда Кирста тоже уехали вместе со всеми, а он остался. Что заставило его отказаться от благ европейской цивилизации и почему в столь почтенном возрасте он решился жить в одиночку в маленьком щитовом домике без удобств и без поддержки близких, он рассказал журналистам «Республики», побывавшим в гостях у ветерана.

Предки Кирстов в Россию приехали еще при Екатерине II. За несколько поколений они обрусели и по-немецки в семьях уже не говорили. Родители Арнольда Кирста жили в Черняховском районе Житомирской области. Семья была зажиточной, имела два пруда, свою мельницу, сад, скотину. После революции продналоги совершенно обескровили хозяйство, всю скотину вплоть до последней коровы увели со двора в колхоз. Арнольду было 11 лет, когда семью раскулачили, сняли с насиженного места и заставили выехать за пределы района. Два года семья вынуждена была снимать квартиру в Житомире.

– Мы два года жили на квартире у одного еврея, – вспоминает собеседник издания. – Там были еще такие, как мы, из других районов. Евреи богато жили, в одном дворе пять квартирантов было. Через два года отец решил вернуться в район, но в свою деревню нам ехать не разрешили, и мы устроились при Андреевском сельсовете. Я у евреев дрова пилил, огороды копал. В 1932-1933 годах был голод. Люди умирали прямо на улицах, лежали по канавам, их складывали на возы и увозили. Мы сами были на грани смерти, у младшей сестренки Кати ноги уже опухали, но как-то выжили.

В 1935 году всю семью сослали в Карело-Финскую АССР на строительство Беломорканала. К тому времени брат Арнольда – Рейнгард и сестра Ангела уже умерли. На Беломорканале ссыльные из числа раскулаченных работали вместе с заключенными. Лошади были почти единственным транспортом, на них возили материал для стройки. Арнольд работал возницей на лошади. Заключенные полюбили 16-летнего парнишку, ласково называли его кирсенком и сынком.

– Жили мы в бараках, спали на нарах. На Беломорканале мы пробыли год, а потом стали распределять всех в разные районы. На канале остались только шлюзовики и заключенные, а переселенцев направили в другие места, – рассказывает Арнольд Кирст.

В Петрозаводске семью разлучили. Арнольда отправили на заготовку леса и строительство казарм. Там и застала его война. Город начали бомбить почти сразу. Стройка прекратилась. Началась массовая мобилизация, но немцев на фронт не брали по причине неблагонадежности. В первые дни войны Арнольд Кирст строил бомбоубежища и рыл траншеи. Вскоре спецпереселенцам приказали собирать вещи и явиться на сборный пункт. Был сформирован состав, в котором их повезли на север. В Котласе во время стоянки поезда Арнольд случайно увидел знакомого мальчишку, и тот сообщил ему, что его родители сейчас находятся на барже, которая готовится к отплытию.

Отец с матерью выбежали навстречу сыну, срочно среди вокзальной толчеи начали искать начальство, которое могло бы помочь семье воссоединиться и ехать к месту ссылки вместе. Как-то удалось это сделать, и в Коми семья Кирстов прибыла уже в полном составе.

Переселенцев привезли в Усть-Немский леспромхоз. В дождь и в морозы впроголодь ссыльные заготавливали лес, строили бараки. В 1942 году старшего Кирста и его 21-летнего сына – младшего брата Арнольда – забрали ночью и увезли в неизвестном направлении. Той же ночью забрали еще девять человек. Только спустя время близкие узнали, что они были расстреляны. В те же годы умерла и мать Арнольда.

– Мы тогда были разлучены с ней. Я работал в устье Тимшера, а она – на третьем участке, – вспоминает собеседник. – Комендант дал мне два часа на похороны. Зима была, мороз, дорог нормальных нет. Я прибежал на третий участок, а мама уже лежит в гробу, который сколотили из горбыля. Хоронили тогда вдоль дороги на Тимшер. Сколько на этом погосте народу тогда схоронили, сколько девчонок молодых. Умирали самые слабые, те, кто не мог справиться с непосильной работой. А у тех, кто норму выполнять не мог, забирали хлебные карточки. Без хлеба человек обычно уже дня через три умирал. Был у нас тогда комендант по фамилии Нехорошев – из донских казаков. Он, бывало, соберет нас всех возле трупов и говорит: «Вот видите: они умерли, потому что не хотели работать».

В 1946 году Арнольд Кирст женился. Жена Эмма была из ссыльных поволжских немцев. Через год родился старший сын Роберт, еще через год – Гарри, в 1953-м – Виктор.

– К тому времени карточки уже отменили, хлеба стали давать по килограмму, и жить стало легче, – вспоминает рассказчик.

В начале 50-х директор леспромхоза выхлопотал для района бульдозер. Тому, кто не жил в те годы да еще в таких глухих местах, как коми села, трудно представить всю важность такого события. Это была возможность уже не вручную, а с помощью тяжелой техники прокладывать дороги к лесным делянкам, а зимой чистить снег на дорогах внутри самих поселений и между селами. Рабочих созвали на собрание, долго выбирали, кого можно посадить на бульдозер. Вдруг кто-то из толпы крикнул: «Пусть Кирст садится!» И все это предложение поддержали.

Новую технику Арнольд Кирст осваивал самоучкой. Да он и вообще по жизни все осваивал именно так: к тому моменту, как семью репрессировали, он успел окончить всего два класса. А потом так уже и не смог доучиться. Работа бульдозериста была настолько тяжелой, что иногда несколько суток приходилось сидеть в кабине: он был один на несколько сел, чистил дороги от Тимшера до самого Усть-Кулома, набивал дороги к делянкам день и ночь.

– Я со своим бульдозером всю судьбу в поселке решал, – вспоминает Арнольд Кирст. – Дороги, бывало, так занесет, что вокруг – гуляй-поле, машины стояли занесенные снегом. Иной раз по пять суток не спал, как труп за рычагами сидел. Я любую минуту использовал, чтобы вздремнуть в кабине. Помню, только как-то прикорнул, а тут стук в дверь кабины: какой-то водитель грузовика вез комбикорм и в кювет залетел. Я его вытянул на буксире, завел. И так часто бывало. Тогда еще моста не было через реку, и как-то в марте, когда лед уже был рыхлый, бульдозер пошел под воду. Технику специальную пригнали и вытащили, конечно, но опасно было по льду ездить, бульдозер же очень тяжелый, да еще и с грузом.

Всю жизнь, до самого ухода на пенсию, Арнольд Кирст проработал бульдозеристом. Семья жила неплохо, держали корову, поросенка каждый год на зиму резали. Все вроде наладилось. Дети подросли, женились, работали тут же, в поселке. В начале 90-х годов после долгой болезни умерла его жена. Только он пережил эту утрату, как вдруг сыновья заявили, что намерены уехать в Германию, и стали звать отца с собой. Для человека, уже пустившего корни в этих местах, это был настоящий удар. Он долго пытался отговаривать сыновей, но те стояли на своем. От сильных переживаний у отца семейства случился микроинсульт – парализовало левую руку. Ремонтировал как-то свой бульдозер и почувствовал, что не может деталь установить – рука не действует.

– Я долго с ними боролся, чтобы остались тут. Ну как я отсюда уеду? Здесь жена моя похоронена, и сын, и все мои знакомые, с которыми жизнь прошла. Зачем мне лежать в чужой земле, к тому же в Германии кремируют, а здесь я рядом со своими лягу, – объясняет свой жизненный выбор собеседник.

Конечно, Арнольд Кирст съездил с детьми в Германию, но только для того, чтобы своими глазами убедиться, как они там устроятся. Стойко пережил две недели на отборочном пункте, где решалась дальнейшая судьба мигрантов, спал на полу на поролоновом матрасе. Но как только дети определились с местом жительства, уехал назад, в Тимшер.

Душевной стойкости и физической выносливости этого человека можно позавидовать. Мало того что он сам обслуживает себя до сих пор, сам колет дрова для печи, носит воду из колодца и топит баню, стирает, готовит, ходит в магазин, так он еще и соседям помогает. В соседней квартире с Арнольдом Кирстом живет пожилая женщина с дочерью, и он для них единственный мужчина, который помогает им в хозяйстве – баню топит, когда что надо – на тракторе подвезет. Завели они пару лет назад телку. Такая строптивая оказалась, что не дает ни ведро с кормом поставить, ни привязать, ни отвязать, ни доиться. Единственный, кого слушает животина, – это старый Кирст.

– Я нашел с ней общий язык, с коровой ведь тоже надо уметь ладить, – говорит мужчина.

Еще пару лет назад он сам заготавливал дрова на своем тракторе «Беларусь», чистил дороги в поселке. По словам главы поселения Валентины Беловой, пока трактор у Кирста был на ходу, они в поселке горя не знали – он всегда дороги почистит. А сегодня трактор стоит во дворе без работы: кто-то решил зло подшутить над стариком – залил в бак клей. А без трактора Арнольд Кирст как без рук. Но он все надеется его починить: говорит, что трактор жизнь дает.

Поселковое начальство заботится об одиноком старике. Прошлой осенью глава поселения вместе со школьниками сделали ремонт в его квартире, за счет бюджета поселения сложили новую печь, установили ему стационарный телефон. А вот от услуг соцработника старик категорически отказался. Говорит, что если сам работать не будет, жить незачем.

Единственным другом и собеседником Арнольда Кирста уже много лет остается дворовый пес Бим.

– Я ведь уже столько лет одинокий, одному, конечно, несладко, но вот у меня Бим есть. По собачьим меркам он такой же старый, как я, но еще иногда лает, – шутит мужчина.

На вопрос, не страшно ли было в таком возрасте оставаться одному вдали от детей, собеседник издания рассказал, что они были в Тимшере, младший месяц назад уехал, старший с женой тоже летом тут был. Приедут сыновья, помогут отцу по хозяйству и опять к себе – в Германию.

Один из сыновей этим летом снова пытался уговаривать. Как, говорит, можно в такие годы жить в таких условиях, да я только из-за удобств на улице ни за что бы тут не остался. Но для Арнольда Кирста его маленький дом на краю поселка и тайга за околицей дороже всех благ цивилизации. Это вся его жизнь.

Галина ГАЕВА

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА