Сергей Урсуляк: «Ценность искусства заключается в наборе наших заблуждений»

Изящным аккордом завершается в республике Год российского кино – в минувший понедельник в театре драмы имени Виктора Савина при полном зале прошла встреча с российским режиссером Сергеем Урсуляком – автором известных фильмов, в числе которых киноэпопея «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, сериал «Ликвидация», телеверсия «Тихого Дона» по Михаилу Шолохову. Выйдя на сцену, Сергей Урсуляк попросил зрителей не быть застенчивыми. Уговаривать сыктывкарцев не пришлось, режиссера буквально завалили вопросами. «Республика» выбрала самые интересные.

– Что вы вкладываете в понятие «русский человек»?

– Не берусь сформулировать. Знаю точно, что я не швейцарец и не француз. Русский – это особое состояние души, в которой много намешано. Быть русским – ощущать за собой поколения людей, масштаб страны. Это раздолбайство в огромной степени, нескрупулезность доделывания, почему у нас, кстати, не получаются швейцарские часы. Страсть к идее, которая бы объединяла всех. Глупая в каком-то смысле вера в справедливость и убежденность в том, что все кончится хорошо. В этом кошмаре противоположностей и прячется русский характер. Русский человек – сочетание несочетаемого; может, поэтому нас и боятся, мы часто бываем неадекватными и в любви, и в ненависти, мы очень страстные люди, несмотря на холод.

– Как вы решились на четвертую экранизацию романа «Тихий Дон»? Не было опасения, что ваш фильм будут сравнивать с более известными версиями – Герасимова или Бондарчука. Что сподвигло взяться за роман Шолохова?

– Считаю, что подобные русские произведения должны экранизироваться часто, для каждого поколения, раз в 10-15 лет. В этом романе есть наглядный показ того, к чему мы можем прийти. Когда я снимал фильм, на моих глазах распадались дружбы, семьи. В телепередачах кто-то мог взять за грудки и трясти до смерти своего оппонента. И все это и сегодня, и вокруг. В аэропорт меня везет такси, и таксист говорит: «Будь все проклято». Сажусь в самолет, который не может взлететь (из-за поломки самолета режиссер прилетел на три с половиной часа позже – авт.), и слышу от пассажиров: «Да когда это все кончится?» Этот градус сидит в нас, и если что и случится, пострадаем именно мы.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Жду сценарий, порчу жизнь домашним. Меньше года назад прочел среди прочего роман Алексея Иванова «Ненастье», позвонил Антону Златопольскому (генеральный руководитель телекомпании «Россия» – авт.), посмотри, дескать, интересный роман. На что он мне говорит: «Мы на него права оформили». Таких случайных вещей не бывает. Так что последние три месяца пишется сценарий многосерийного фильма по роману Алексея Иванова.

– Где сегодня снимается Дарья Урсуляк, исполнившая роль жены Григория Мелехова – Натальи?

– Вчера вышла на работу после родов. Ходит на пробы. Смотрит на меня злыми глазами.

– Не хотели бы снимать в Коми?

– Вообще я боюсь летать на самолетах, но перед посадкой, когда смотрю в иллюминатор, у меня пробуждается чувство прекрасного. А такой красоты, как у вас, я еще не видел. Это абсолютно потрясающе выглядит сверху: белые деревья, белая трава, дымка. Когда мы сели, я думал, что сейчас все разрушится, исчезнет. Подъезжаем: нет, не исчезло. И деревянные дома еще у вас остались, и сталинская архитектура. И нет этого кошмара Москвы, когда из-за особняка торчит какая-то жуть, которую за деньги поставили. Отсутствие денег в данном случае на благо идет. Снимать? В принципе нет ничего невозможного.

– Как вы относитесь к такому явлению, как русский сериал?

– Сам к нему отношусь, с 2005 года занимаюсь исключительно русскими сериалами, а то, что я делаю, стараюсь делать хорошо, честно. Может получаться или не получаться, быть лучше или хуже, но я все снимаю по закону большого кино. Снимаю так, как будто снимаю на пленку, не делая скидки на телевизор. Мои картины разные, они могут быть спорными, какими угодно, но когда за дело берется человек, понимающий в профессии, они не могут быть слабыми. Недавно посмотрел фильм «Рай» Андрона Кончаловского, эта картина может понравиться или не понравиться, но она сделала прекрасным режиссером с прекрасными мыслями.

– Как вы относитесь к тому, что фонд кино выделяет средства на такие фильмы, как «Горько», где есть пропаганда алкоголизма?

– Нормально отношусь. В «Иронии судьбы» человек через алкоголь нашел свое счастье. К сожалению, «Горько-2», а первый фильм как раз был замечательным, не так удачен. Бойтесь разговоров про пропаганду, не ищите там, где ее нет. Я вот в 18 лет увидел, как курит Тихонов в «Семнадцати мгновениях весны», и с тех пор я курю, вот что он со мной сделал. Но это что, пропаганда?

– Как относитесь к современным казакам, к тому, что Путин решил издать закон о русской нации?

– Что касается казаков нынешних. Почти год я прожил среди современного казачества. Это потомки недобитых казаков, у них такое же раздвоенное сознание, как и у всех нас. Они могут рвать рубашку при виде красной звезды, но спокойно и без раздражения жить на пересечении улиц Чапаева и Буденного. В нас все это уживается. Относительно закона – я не очень в материале, не очень знаю, про что этот закон будет. Во мне часть украинской крови, не говоря о том, что бабушка добавила четверть еврейской. Не знаю, главное, чтобы не били.

– Как вы выбираете темы для фильмов?

– По-разному бывает. Иногда предлагают сценарий за сценарием, тему за темой – не подходит. Вдруг попадается сценарий: Одесса, какой-то еврей ловит бандитов. Наивно и смешно, грустно и не грустно. Мне говорят: «Нет, ты этого делать не будешь». Через полгода сценарий ко мне возвращается, читаю его заново и прошу Лешу Пояркова переделать его процентов на 90. Как? Не знаю. Но получается фильм «Ликвидация», не скажу, что самый удачный, есть картины гораздо лучше, но, безусловно, самый любимый с точки зрения зрительской любви.

– У вас есть любимчики среди актеров?

– Нет, не любимчики, есть люди, с которыми я чаще всего работаю, они много могут в том материале, что я делаю. Полина Агуреева, женский тип индивидуальности, она мне очень нравится. Часто брал Федора Добронравова, чаще бы хотел снимать Владимира Машкова, мы постоянно созваниваемся, и он вроде тоже хочет поработать, но у него занятость очень плотная. Так и получается, я считаю – он не прав, он считает, что я предлагаю не достойные его таланта вещи. Причем и он, и я понимаем, что совместная работа была бы совместным счастьем. Но сказать определенно, что кого-то я обязательно позову в картину, не могу. Каждый раз, например, я думаю, что Маковецкого не должно быть, что могу его не взять, не вижу ему применения. Но в результате беру. Даже после трагичной ситуации с Андрюшей Краско все-таки «впендюривается» Маковецкий. (Роль Фимы в сериале «Ликвидация» должен был сыграть именно Андрей Краско, но актер успел провести на съемках только три дня, после чего внезапно умер. Его место в фильме занял Сергей Маковецкий – авт.)

– Вас приглашают на театральные постановки?

– На театральные приглашают, но я постоянно отказываюсь. Считаю, что профессия театрального режиссера гораздо выше, и в этом убеждает опыт. Когда театральные режиссеры приходят в кино, получаются очень неплохие фильма. Это Захаров, Эфрос, Фоменко, Фокин. Когда кинорежиссер приходит в театр, то в лучшем случае это любопытно, но это другая профессия, другое умение работать с актерами. Я добиваюсь, чтобы актер или актриса один раз сыграли правильно, но как добиваться многократного повторения, не знаю. Ценю труд и мастерство театрального режиссера, это гораздо выше.

– Не кажется ли вам, что у Аксиньи в «Тихом Доне» должна быть более жгучая красота?

– На роль Аксиньи было такое количество жгучих красавиц, что я должен был лежать в ожоговом центре: одна лучше другой, все были прекрасны. Начинаешь читать с ними – то ли сильно красивая, то ли я их боюсь. А Полина Чернышева – девочка, которая сыграла эту роль, – человек абсолютной природы, как трава, – абсолютно честная по отношению к жизни. Если бы она не была замечательной актрисой, я бы подумал, что она не актриса. В какой-то момент я начал думать и по поводу Гришки, каким он будет. Двухметровым, что более соответствует описанию Шолохова, или как Женя Ткачук? Но нутряная правда, какая в них была, мне стала важнее, возможно, это мое заблуждение. Мне кажется, ценность любого искусства заключается в наборе наших заблуждений, ошибок, в наборе увлеченности режиссера чем-то или кем-то, какой-то актрисой или музыкой. Отсюда рождается то, что мы видим.

Когда я был маленьким, вышел фильм «Король-олень», это странное кино даже для 1969 года – какое-то театральное, безумное, с бесконечной музыкой Микаэла Таривердиева и не завершенное в результате. Потом я узнал о романе режиссера с красавицей Валентиной Малявиной, в момент расставания она «отрубила концы» по картине, фильм просто домонтировали. Эта картина вся состоит из «недо», но я постоянно пересматриваю ее и внучкам даю смотреть.

А совершенны ли картины такого великого режиссера, как Шукшин? Ведь если разобрать ту же «Калину красную» с этой точки зрения: как он ставит свет, как камера работает или как монтаж сделан – это бог знает что такое. Но это великое произведение искусства, потому что там есть что-то помимо техники. Очень часто наша любовь строится на наших ошибках, но не нужно бояться заблуждений, важно максимально честно делать свое дело.

– Как вам удалось заполучить на фильм «Сочинение ко Дню Победы» таких трех колоссов, как Михаил Ульянов, Олег Ефремов и Вячеслав Тихонов?

– Это была моя третья картина, 1998 год. Сложно. С другой стороны – мне было легче, потому что тебя мало кто знает. Поэтому на первой картине было легко позвонить Таривердиеву и позвать его композитором в свой фильм или позвонить Михалкову и позвать его в эпизод. И тут я тоже решил, что либо в фильме будут эти трое, либо никто. Михаил Александрович Ульянов, а это была самая большая роль, я решил отталкиваться от него. А с незнакомыми людьми он был немного Жуковым, хотя был человеком удивительно добрым, с душой нараспашку, но это потом, при более близком знакомстве. Когда я пришел к нему, он был с такой челюстью: дезертир пришел к Жукову.

Ефремова я «закинул» через театр, тут Миша Ефремов сыграл свою роль, дал рекомендацию, типа после Феллини только этот. Тихонов был человеком замкнутым, закрытым, жившим за городом. Когда я звонил, он брал трубку и притворялся автоответчиком: «Здравствуйте, вы позвонили Вячеславу Тихонову». Так продолжалось какое-то время, потом мне помог Вячеслав Ростоцкий, он ко мне хорошо относился, устроил встречу, мы поехали на дачу «кадрить» Тихонова. Ну, это отдельная песня. Тихонов – любимый с детства Штирлиц, Болконский, учитель Мельников. Он был красивым даже в старости, и знал это, и видел, что я это знаю тоже. Но он так общался, держал такие паузы при первой встрече. Как я в больницу не попал – не знаю. При этом он такой ранимый человек, очень трогательный. Очень отдельно существующий. Помню наш диалог: «Сережа?» – «Да, Вячеслав Васильевич?» – «Я вам хочу сказать: Миша Ульянов не учит текст».

Смешно. Двое великих. Но как они защищали картину, которая была воспринята по-разному. Нынешний губернатор нижегородский Шанцев, тогда он был заммэра Москвы, посмотрел картину, вышел. Лицо такое – без лобзика сделано. Ну что, говорит, поздравляю, большей халтуры я в жизни не видел.

А мне с этим надо было жить. Старики мои защищали картину, ходили со мной на все конференции. Драматург Виктор Розов мне очень помог. Когда ветераны с подачи Шанцева после фильма устроили шум, он активно защищал картину и даже сравнил ее с фильмом «Летят журавли», чем очень приподнял меня. Это большое счастье, когда рядом есть большое количество хороших людей.

Записала Марина Щербинина

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА