Дело жизни Надежды Маховой

5 августа в Республиканской детской клинической больнице чествовали главную медсестру РДКБ Надежду Махову. В этот день в далеком 1974 году юная выпускница Сыктывкарского медучилища была принята на работу в респираторное отделение и вот уже полвека служит маленьким пациентам. Но все могло бы сложиться по-другому, если бы в решающий момент Надежда не проявила свой боевитый характер и не воспротивилась уже принятому решению о ее распределении.

Сказала: «Пойду в ДРБ!»

В советское время действовало жесткое распределение выпускников учебных заведений. Куда комиссия решила направить молодого специалиста, туда он и ехал с обязательной трехлетней отработкой. Весенним днем 1974 года выпускники Сыктывкарского медучилища по очереди заходили в кабинет, где им объявляли населенный пункт и лечебное учреждение, в котором предстоит работать. Дошла очередь и до Нади Ичёткиной (девичья фамилия Надежды Маховой).

– Сестринских отделений в то время в медучилище было два – медсестра общего профиля и медсестра детских учреждений, – вспоминает Надежда Александровна. – Было также фельдшерское и акушерское отделения. Например, моя старшая сестра окончила Сыктывкарское медучилище по специальности «санитарный фельдшер» и была распределена в село Визинга. А я училась на отделении общего профиля.

На распределение приглашались главврачи лечебных учреждений, и это сыграло важную роль в судьбе выпускницы.

– Меня вызвали, и директор училища Анатолий Илларионович Лукьянов, представив меня комиссии, объявил: «Надежда, мы отправляем тебя в Летку в психиатрическую больницу». Я сразу же заявила: «Не имеете права, Анатолий Илларионович! Я сирота, мои родственники переехали в Сысольский район, а в Прилузье я родилась, училась там до 6 класса. Ни за что туда не поеду!» «Как это не поедешь?» – басом спросил Анатолий Илларионович. «Нас семеро детей, мы – сироты, нас воспитывала бабушка, она всех нас перевезла в поселок Первомайский Сысольского района, и я должна быть поблизости от бабушки, чтобы могла к ней приехать, помочь. А из Летки я не выберусь», – объяснила я. Этот наш диалог внимательно слушал главврач Республиканской детской больницы Илья Абрамович Кельнер и спросил меня: «А к нам пойдешь?» «Пойду». Даже не поинтересовалась куда. Потом все-таки уточнила и узнала – меня пригласили в Республиканскую детскую больницу, – продолжает свой рассказ собеседница издания.

Это известие поразило девушку, ведь ее специализацией был общий профиль, и она даже на практике никогда не была в ДРБ. И все же набралась храбрости и повторила: «Пойду!» По всей видимости, директор медучилища очень уважал главврача детской больницы, поэтому не стал противиться, хотя решения о распределении в то время редко оспаривались и менялись.

Наверняка главврачу понравилась боевитость девушки. Надежда всегда была активисткой и лидером. Едва поступила в училище и курс отправили на картошку, ее тут же назначили старостой. А еще она выступала в эстрадном коллективе, была членом комитета комсомола, участвовала в лыжных соревнованиях.

Выбор профессии

На выбор профессии Надежды повлияла смерть мамы.

Многодетная семья Ичёткиных – родители, бабушка и семеро детей – жила в прилузском поселке Ваймес. Родители построили там дом, и все дети участвовали в этом строительстве, начиная с выкорчевывания пней на участке. Хозяйство было большим, никто без дела не сидел.

– Допустим, моя бабушка, немка, видя, что я, как и она, большая чистюля, поручала мне уборку. Уже когда мы переехали в поселок Первомайский, я поступила в училище и приезжала на выходные домой, бабушка просила: «Помой полы. Вера же под кроватью не помоет, а ты во все углы залезаешь», – вспоминает Надежда Махова.

Отца не стало, когда Надя училась в пятом классе, а на следующий год от рака желудка умерла мама. Это стало большим потрясением.

– 15 января, в мой день рождения, у нас дома собрались все родственники. Мы сидели в комнате, где уже три дня без сознания лежала мама. Был поздний вечер, все уже клевали носом, и я единственная застала последние минуты жизни матери. Мама сделала последний вдох и не выдохнула. Я закричала, убежала в другую комнату и зарыдала. Бабушка подошла, погладила по голове и печально сказала: «Надя, Надя, несчастливая на всю жизнь будешь. Она тебя сегодня родила в 10 вечера и в 10 вечера умерла». Я тогда в эти слова не вникла. Но в этот самый момент дала себе слово: «Я выучусь на врача, и ни один человек у меня не умрет. Никогда!»

После смерти дочери бабушка с осиротевшими внучками перебралась в Сысольский район, где в школе поселка Первомайский Надежда окончила 7 и 8 классы. Училась девочка хорошо, экзамены за восьмой класс сдала на пятерки и четверки и намеревалась окончить десятилетку, а затем поступать в медицинский вуз. Узнав об этом, бабушка пригорюнилась: «Младших Галю, Веру еще учить надо. Может, пойдешь поступать в медучилище?» Это и определило дальнейший выбор – Надя успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена на сестринское отделение общего профиля Сыктывкарского медучилища.

Погружение в работу

Первые дни в больнице стали для Нади Ичёткиной и ее подруги Вали Шефер трудным испытанием. Валю тоже распределили в Летку, она тоже этому воспротивилась, и Кельнер пригласил в ДРБ и ее.

5 августа 1974 года в отделе кадров больницы собрались восемь выпускников медучилища. Всех их выстроили в ряд, и старшие медсестры «разобрали» девчат по отделениям. Спустя время Надежда спросила у процедурной медсестры, по каким параметрам она выбрала ее и Валю Шефер, и та ответила: «Выбрала самых красивых».

«Самые красивые», перед тем как прийти устраиваться на работу, несколько дней потратили на поиск жилья, ведь общежития для медперсонала в то время у больницы еще не было. С большим трудом девушки нашли пристанище на улице Депутатской, где хозяйка домика, угрюмая бабуля, согласилась сдать комнату. Впрочем, там девчата прожили недолго, нашли другое жилье.

Первые годы Республиканская детская больница располагалась по адресу: улица Восточная, 35, там сейчас находится 3-я детская поликлиника Сыктывкара. В 1974 году ДРБ исполнилось 10 лет. На тот момент здесь было пять отделений, которые не имели названий, а только нумерацию. И еще имелась палата интенсивной терапии на одну койку.

Надежда попала в отделение, впоследствии получившее название респираторного, Валентина – в кишечные боксы.

– Семь лет я проработала палатной медсестрой и признаюсь: в течение первых трех лет все порывалась уволиться, – говорит Надежда Махова.

Причина не только в нагрузке, а в том, что специфика работы была для нее абсолютно новой, и постигать премудрости профессии приходилось самостоятельно. Нынешние молодые специалисты проходят стажировку, за ними закрепляются наставники, а в то время принятых на работу сразу же отправляли в «свободное плавание».

Смена палатной медсестры длилась сутки, причем если больной поступал ночью, то приходилось работать еще в приемном покое.

– Открываешь дверь каждой скорой помощи, вызываешь дежурного врача, с ним принимаешь ребенка, оформляешь, переводишь в респираторные боксы. Если смена выпала на воскресенье, вообще работаешь одна – нет ни старшей, ни процедурной медсестры, все назначения и процедуры – на тебе, – поясняет собеседница издания.

Именно в такую самую первую воскресную смену Надежды в больницу поступил десятимесячный ребенок с острой пневмонией. Маму с ребенком положили в первую палату. Врач сделала назначение, среди прочего была назначена капельница. А юная медсестра не знала, как ее собрать, никто этому не учил. Спустя время дежурный врач навестила больного и обнаружила, что капельница так и не поставлена. Прибежала взбудораженная: «Почему не поставили?!» «Я не умею». – «Так зовите медсестру из кишечного бокса». – «Она тоже не умеет».

В итоге собирать и ставить капельницы Надю Ичёткину научила медсестра приемного отделения Софья Обрезкова.

Маленькие хитрости и важные премудрости

Дети, особенно маленькие, – непростые пациенты. Они могут бояться, плакать, кричать. Чтобы их отвлечь, у каждого медработника приготовлены свои хитрости. Есть такие приемы и у Надежды Маховой.

– Ребенку, который уже что-то понимает, говоришь: «Тебя кусали комарики?» Тот ответит: «Да». И предупреждаешь: «Я тебя немножечко уколю, укушу, как комарик». Пока делаешь укол, отвлекаешь малыша разговорами.

Во времена, когда Надежда еще только начинала свою профессиональную карьеру, одноразовых шприцев не было в помине, а пользовались многоразовыми, их стерилизовали и кипятили. Капельницы представляли собой сложное устройство со стеклянными емкостями и резиновыми трубками. А иглы с загнутыми концами привели бы в ужас современных медсестер.

– Ты же не будешь пороть вену такой иглой. Мы умудрялись затачивать иглу о футляр, придерживая ее за свободный конец салфетки, в которую она была завернута, чтобы не нарушить стерильность.

Еще одна премудрость – попасть в вену. Например, ночью привезли ребенка, надо поставить ему капельницу, а малыш беспокойный. В таком случае на помощь палатной медсестре приходила санитарка.

– Ручки ему пеленкой свяжем, санитарочка обхватит ребенка, а я тем временем нащупываю, куда можно ввести иглу. Постепенно стала понимать, как попадать в поверхностную, среднюю или глубоко расположенную вену. До того поднаторела, что меня звали в другие отделения, когда у них не получалось. А я обязательно попадала в вену, – рассказывает Надежда Махова.

В 1981 году замглавврача по медчасти ДРБ Валентина Белых попросила Надежду Махову временно заменить старшую медсестру респираторного отделения, и она два года трудилась на этой должности в статусе исполняющей обязанности, а затем уже без приставки «и.о.». Поскольку процедурной медсестры в отделении не было, капельницы пациентам ставила старшая. Все признавали, что рука у Надежды – легкая.

Неординарные ситуации

В 1987 году ДРБ переехала в новое здание в Больничном городке. Кишечные боксы свернули и передали таких пациентов в инфекционную больницу, а освободившиеся помещения заняла палата интенсивной терапии, переименованная впоследствии в отделение реанимации и интенсивной терапии.

Что касается респираторного отделения, то нагрузка на него по-прежнему была самой большой. Со всеми сложными случаями – острыми пневмониями, сальмонеллезом, отравлениями – пациентов направляли сначала в респираторное. Один такой случай запомнился Надежде Маховой особо.

Из района поступил 14-летний мальчик с нераспознанным заболеванием. У ребенка был открыт рот, оттуда шел жуткий гнилостный запах, мальчик испытывал жуткую боль. До того как пациент поступил в ДРБ, его месяц продержали в районной больнице, затем перевезли в республиканскую больницу, отправили в кожвенстационар. Каких только консультантов к нему не приглашали, поставить точный диагноз не получалось. Наконец из Ленинграда прибыл профессор, который выяснил: у мальчика банальный стоматит.

Все это время пациент находился в отдельном боксе, и палатная медсестра вместе с санитаркой ежедневно обрабатывали полость рта.

– Запах в боксе стоял жуткий. Санитарка, которая держала таз, была в полуобморочном состоянии, а я обрабатывала раны мальчика. Говорила ему: «Сеня, слушайся меня. Держи рот широко открытым, уберем тебе всю слизь, потом обработаем лекарством. Ты ведь хочешь поправиться?» И мальчика мы вылечили!

У этой истории было продолжение. Почти кинематографическое. Много лет спустя, в 1990-е годы, однажды старшей медсестре передали, что ее кто-то ожидает. В больничном коридоре стоял мужчина. Им оказался тот самый Сеня. Он признался, что давно хотел повидаться с Надеждой Александровной и, будучи в городе, просто не мог не прийти в ДРБ, чтобы от души ее поблагодарить.

– Никто за меня так не переживал и так не заботился, как вы. Другие медсестры относились ко мне «поверхностно», а вы лечили с душой. Этого я никогда не забуду, – сказал 32-летний мужчина.

Полвека на посту

Надежда Махова проработала палатной медсестрой семь лет, затем 12 лет – старшей медсестрой инфекционно-боксированного отделения. В дальнейшем, после присоединения приемного отделения, оно стало называться приемно-диагностическим.

В 1992 году главврачом Республиканской детской больницы был назначен Алексей Томов, который предложил Надежде Маховой должность главной медсестры ДРБ. Уговаривать пришлось долго, но в конце концов она согласилась. Обязанности отныне стали другими, теперь это была прежде всего административно-организационная работа.

– Оглядываясь назад, понимаю, что организаторские задатки у меня были. Когда 1 марта 1993 года я приступила к работе в новой должности, в моем подчинении оказался 351 человек. Теперь же ситуация с кадрами сложнее. В 1998 году открылся кардиоцентр, и пришло распоряжение передать часть медперсонала туда. От нас в новое медучреждение перешли работать 20 медсестер. С того самого времени мы испытываем кадровый дефицит. В своем ежегодном отчете я пишу: «Довести численность медперсонала до 85 процентов». Сейчас укомплектованность составляет не более 60 процентов, – сокрушается главная медсестра РДКБ.

Сама она приросла к работе, которая стала ее судьбой. Видать, все-таки права была бабушка, когда настояла на том, чтобы внучка поступала в медучилище.

Хотя так было не всегда.

– Первые три года дались очень тяжело. Я хотела уйти, потому что оказалась в детской больнице без навыков детской медсестры. В отпуск выходила каждый раз именно 5 августа с мыслями, что больше сюда не вернусь. Но возвращалась. Необходимо было отработать три года, и я торопила время – быстрее бы они прошли. Помню, проработала пять лет, была уже замужем и с ребенком, и однажды спросила у одной из медсестер, сколько лет она трудится в больнице. Оказалось, 20 лет. Я тогда ужаснулась, как это много. А у самой эти 50 лет пролетели так быстро! У нас много возрастных сотрудников, но все выглядят моложаво. Я всегда говорю: «Мы так молодо выглядим, потому что заряжаемся энергией от детей», – заключает Надежда Махова.

Галина БОБРАКОВА

Фото vk.com