Блокадный дневник

27 января – День воинской славы России – День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Город-герой на протяжении более двух лет находился в окружении немецкой, финской и итальянской армий.

Началом блокады считается 8 сентября 1941 года, когда была прервана сухопутная связь Ленинграда с «большой землей». В блокаде оказались два миллиона 554 тысячи ленинградцев, в том числе около 400 тысяч детей, 343 тысячи жителей пригородных районов и войска, защищавшие город. Блокада длилась 872 дня. Ее удалось полностью прорвать только 27 января 1944 года. Блокада Ленинграда – трагичная и героическая страница российской истории, унесшая более двух миллионов человеческих жизней.

Детским взглядом

К памятной дате Национальная библиотека Коми подготовила книжную выставку «Блокадной вечности страницы. День за днем…». Выставка посвящена детям блокадного Ленинграда. В основе экспозиции «Детская книга войны. Дневники 1941-1945 годов». В этом издании собраны ужасающие свидетельства того, что пришлось испытать маленьким жителям города на Неве. Более половины дневников публикуется впервые. В дополнение к выставке представлены другие изданные дневники, такие как «Память блокадного подростка» Валентина Байкова, «Блокадник» Владимира Сафронова. Выставка будет работать до 31 января в читальном зале.

В Сыктывкаре осталось совсем немного ветеранов и жителей блокадного Ленинграда, которые находились в осажденном фашистами городе. Жительница столицы Коми 93-летняя Людмила Андреева родилась в Ленинграде. Во время блокады жила с матерью, которая в январе 1942 года умерла от голода. В марте 1942 года Людмилу вместе с тетей и ее семьей эвакуировали через Ладожское озеро по Дороге жизни. В годы войны девочка жила в Бийске Алтайского края, а после освобождения Ленинграда в 1944 году вместе с тетей вернулась в родной город. Ее отец – секретарь райкома, был репрессирован, попал в Воркуту. В 1945 году Людмила переехала жить к отцу, работала в отделе кадров комбината «Воркутауголь», вышла замуж за инженера-горняка Печорского научно-исследовательского проектного института Леонида Андреева. В середине 1980-х переехала жить в Сыктывкар.

Накануне памятной даты Глава РК Владимир Уйба вручил Людмиле Андреевой почетный знак «В честь 80-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады», пожелал ей крепкого здоровья и долгих, счастливых лет жизни.

Воспоминания своего старшего брата Семена о жизни в блокадном Ленинграде сохранил экс-министр юстиции РК, заслуженный юрист РФ Борис Шенкман. Семен Шенкман родился 10 июля 1937 года в Ленинграде. Пережив самую суровую блокадную зиму, летом 1942 года с родителями и младшим братом был эвакуирован на Урал.

Свой вклад в оборону Ленинграда внесли и уроженцы Коми края. На Волховском и Ленинградском фронтах сражались четыре Героя Советского Союза, призванные из Коми АССР. Это разведчик Николай Оплеснин, командиры стрелковых батальонов Сергей Черепанов и Николай Маринченко и летчик-бомбардировщик Антон Шевелев.

Из воспоминаний Семена Шенкмана: «8 сентября город был заполнен гулом немецких бомбардировщиков, взрывами бомб, а потом Ленинград заволокло дымом, черным, зловещим. Взрослые сказали, что это горят Бадаевские продовольственные склады. Мама наведалась на эти сгоревшие склады через несколько дней после бомбежки и привезла оттуда (как и другие соседские женщины) землю, пропитанную сгоревшим сахаром. Эту землю заливали водой, хорошо размешивали, через день грязь оседала, а вода становилась сладкой.

Мама не боялась бомбежек. Она почему-то считала, что если нам и суждено было погибнуть отчего-нибудь, кроме голода, то это только от обстрела, от снарядов и их осколков. На нее сильное впечатление произвел однажды пролетевший над нашей квартирой снаряд, взорвавшийся в доме напротив. Одна стена в этом доме обвалилась, обнажив этажи комнат. Клочья обоев трепетали на ветру. А у нас только выбило взрывной волной все стекла в окнах, их не спасли наклеенные бумажные кресты, и зима нагло ворвалась в проемы, а одеяла и тряпки на окнах очень плохо защищали от холода. Мама считала этот снаряд случайно пролетевшей мимо смертью.

До Невы было далеко, мы ходили за водой на канал Грибоедова, возле которого жили. Вода, правда, в канале была хуже и грязнее, но выхода не было. Мама брала меня с собой как помощника и как «живую душу» для подстраховки. Мы брали ведро и бидон, привязывали их к санкам и ползли к одной из прорубей. Полыньи зарастали по краям льдом. У людей были специальные ковшики с удлиненными ручками, чтобы можно было зачерпнуть воду. Но и то часто приходилось вставать на колени, чтобы дотянуться до воды. Слабые, больные люди по «покатушкам», в которые были превращены лестницы, поднимались на берег, падали, вода проливалась, приходилось возвращаться, наполнять емкости снова. У нас долго хранился этот «длиннорукий» блокадный ковшик как напоминание о том тяжком труде, которым добывалась в блокаду вода.

С мамой мы ходили и за хлебом. Иногда, когда она себя особенно плохо чувствовала, она меня брала с собой как охранника самого дорогого, что у нас было, – хлебных карточек. Мама страдала цингой, а отец, кроме того, еще и дистрофией первой степени. Помню и никогда не забуду страшную картину: молча стоявший у прилавка мужчина-дистрофик, худой как тень, выхватил пайку хлеба у женщины, стоявшей впереди нас с мамой в очереди. Он затолкнул хлеб в рот и продолжал стоять не убегая. Судя по пайке, женщина получила хлеб только на себя. Она как-то понимающе остановилась на мужчине взглядом, ничего не сказала и с тяжелым вздохом отошла. Очередь тоже не очень роптала. Только очередная получавшая хлеб женщина была осторожнее.

Ложась спать, никто из нас не мог быть уверен, что постель-берлога за ночь не станет могилой.

«Гуляя» с мамой по городу – за водой или за хлебом, я не спрашивал у нее, что это люди везут в санках или на листах фанеры с привязанной к ним веревкой завернутое в тряпки. Это была обычная картина».

Наверное, самая известная девочка блокадного Ленинграда – это Таня Савичева. Она не дожила и до 15 лет, но осталась в вечности как один из летописцев блокадного Ленинграда. «Савичевы умерли», «Умерли все», «Осталась одна Таня», – краткие записи девочки ужасают. Таню нашли служащие санитарных команд, обходившие дома в поисках выживших. Ее вывезли в поселок Шатки Горьковской области вместе со многими сиротами, такими как она, но спасти девочку уже не удалось. Она умерла 1 июля 1944 года.

Помощь из Воркуты

Воркутинские и интинские шахтеры отправляли в Ленинград уголь. Более 70 процентов угля, поступившего в Ленинград в дни блокады, было из Печорского угольного бассейна в Коми АССР. 16 августа 1943 года в блокадный Ленинград прибыл первый из десяти эшелонов со сверхплановым углем, который воркутинские горняки – вольнонаемные и заключенные – добыли во время фронтового месячника. Плановый уголь в Ленинград отправлялся с 1942 года. Всего за годы войны город-фронт получил из Воркуты 651 эшелон угля. Если их объединить в один состав, то его длина превысила бы 300 километров.

С 1 июня 1943 года в Воркуте был объявлен фронтовой месячник по добыче угля под лозунгом: «Десять эшелонов угля сверх плана герою-городу Ленина!». Одновременно газета «Заполярная кочегарка» опубликовала положение об открытии «фронтовых счетов» для внесения на них каждой тонны угля, добытой сверх плана шахтой, участком, бригадой или отдельным горняком.

Чтобы решить поставленную задачу, горнякам Воркуты нужно было выполнять норму на 200-300 процентов. Во время месячника не только забойщики, но и служащие (в свободное от работы время) спускались в шахты рубить уголь. Сотни шахтеров выполняли по два-три задания и были удостоены почетного звания «мастер угля», а 495 воркутинских горняков впервые открыли фронтовые счета для учета угля, добытого сверх плана.

Всего в течение 1942 года шахты Воркуты отправили в Ленинград 60 эшелонов угля, в 1943 году – 89 эшелонов угля (212 тысяч тонн), что составило 71,6 процента всего твердого топлива города, в 1944 году – 155 эшелонов, в 1945 году – 347 эшелонов, включая 15 эшелонов угля, добытого сверх плана в фонд восстановления Ленинграда. Во время блокады уголь, поступавший в Ленинград, собирался на станции Коса на восточном берегу Ладожского озера. Из Косы по специальной «угольной трассе» его на машинах доставляли на западный берег озера к станции в районе деревни Ваганово. Затем уголь шел на предприятия и учреждения города, преимущественно на Кировский завод.

Воркутинский уголь – коксующийся, до сих пор основное направление его применения – металлургия. Поэтому и в Ленинграде он использовался на производствах. Ведь в городе работали заводы, которые в том числе производили боеприпасы и вооружение, занимались ремонтом военной техники. Часть угля шла и на электростанции, потому что без электроэнергии не могли работать металлообрабатывающие станки и другое оборудование, даже городское радио молчало бы.

После снятия блокады Ленинграда воркутинские шахтеры продолжали отправлять в дар городу уголь. Первый эшелон с углем в освобожденный Ленинград 28 июня 1944 года привел из Воркуты машинист Петр Дьяченко. В августе 1980 года паровоз Эм 720-24, который он вел, был поставлен на вечную стоянку на железнодорожном вокзале Воркуты. На Пискаревском мемориальном кладбище есть памятная плита со словами благодарности горнякам Воркуты. На карте Санкт-Петербурга в год семидесятилетия Воркуты появилась улица Воркутинская. На одном из ее домов висит мемориальная доска, посвященная горнякам Воркуты, которые добывали уголь, отправлявшийся в осажденный врагом город.

Артур АРТЕЕВ

Фото автора