От Ижмы до Усть-Кулома

Почему возникали крестьянские бунты в Коми крае?

В Коми крае никогда не было помещиков и крепостного права. И если что-то до революции и вызывало недовольство местного населения, так это тяжесть различных налогов и повинностей и особенно введение новых, а также злоупотребления чиновников. Обычно дело ограничивалось отправлением жалоб и прошений на имя царя или губернатора. Но порой случались и локальные бунты крестьян. Конечно, до масштабов пугачевского восстания дело не доходило, но в историю нашего края эти события вошли. В этом году сразу два юбилея самых известных крестьянских восстаний в Коми крае: 190 лет волнению ижемских крестьян и 180 лет бунту в Усть-Куломе. Причины, побудившие северных крестьян пойти против власти, разные, но итоги бунтов схожи – зачинщиков наказали, порядок навели.

Казенная повинность

В 1830-х годах происходили волнения ижемских крестьян. Их «разбудили» не декабристы, которые привели солдат на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга в 1825 году, а проект строительства почтовой Пинего-Мезенской дороги. Она считалась очень важной для экономического развития региона, и ходом ее строительства, которое началось еще в 1828 году, интересовался даже сам император. Строительство затянулось на долгие годы – нелегко прокладывать дорогу через непроходимые леса и болота. Строили дорогу крестьяне Пинежского и Мезенского уездов – в порядке обязательной трудовой повинности. Они понимали, что дороги – дело нужное и без них на севере далеко не уйдешь. В 1833 году власти распорядились для ускорения работы привлечь к строительству крестьян отдаленных волостей Мезенского уезда – куда в те годы входила и Ижма. Они должны были возвести своими силами и со своими лошадьми участок дороги длиною в 12 верст 90 саженей (около 13 километров).

Но ижемцы отказались работать на выделенном им участке строительства. И аргументы привели вполне обоснованные. От строящейся казенной дороги до Ижмы было 900 верст (а это более 960 километров), поэтому эта дорога ижемцам была, как говорится, «не по пути». К тому же столь отдаленная работа надолго оторвала бы их от хозяйства и промыслов. От казенной повинности можно было откупиться – нанять вместо себя работника из другой волости, но у большинства ижемцев не нашлось на это денег. И тогда было решено всем миром добиваться освобождения от работ на строительстве дороги.

Отправленные ижемцами в 1833-1836 годах правительству и императору прошения не были удовлетворены, а местные власти усиливали нажим на крестьян, требуя выполнения повинности. В 1835 году недовольство ижемцев действиями чиновников еще больше усилилось из-за попыток ограничить их права на выпас оленей в тундре (предполагалось передать большую часть тундры в использование ненцам) и связанных с этим вымогательств.

Осенью 1836 года за дело взялся писарь Ижемской волости Дмитрий Балин. Он заверил крестьян, что их борьба с губернскими и уездными властями справедлива и что царь их обязательно поддержит, надо только грамотно составить прошение.

Балин из села Шежам

По сведениям историков Игоря Жеребцова и Олега Уляшева, Балин помогал крестьянам писать различные прошения и жалобы на чиновников, за что неоднократно предавался суду и подвергался тюремному заключению. Дмитрий Балин, родившийся в 1796 году, – крестьянин из вымского села Шежам, активный участник народных выступлений, крестьянский заступник. Когда ему запретили составлять для крестьян какие-либо документы, Балин стал изменять почерк и прибегать к иным ухищрениям. Он сделался легендарной личностью, и предания о нем рассказывали в вычегодских селениях даже в двадцатые годы прошлого столетия. Говорили, что он даже может проходить через стены и решетки тюрьмы – стоило ему только нарисовать на стене дверь. Крестьяне верили, что прошения, составленные Балиным, имели магическую силу и заставляли чиновников решать тяжбы в пользу обиженных.

В начале 1838 года Балин ездил в Петербург к царю с жалобой. Результат этой поездки неизвестен, но Николай I заинтересовался событиями в Ижме и потребовал разобраться в ситуации. Местные власти же распорядились снять с должностей волостное руководство, заменив его на «более надежных и благоустроенных» людей, и выслать из Ижмы Балина, который «внушениями своими как волостное правление, так и целое общество возбуждал к неповиновению и сопротивлению», и запретить ему проживать в Мезенском уезде. В Ижму были отправлены чиновники, но крестьяне выгнали их, а предписание об аресте Балина порвали. После этого ижемцы объявили, что «кроме ныне царствующего Государя императора и наследника Всероссийского престола, мы никого не признаем своим начальством, и пока не будет указ от императора за собственным его величества подписанием, то мы никаким указам не поверим и ничьих предписаний исполнять не будем».

Декабрист против крестьян

Тогда наведением порядка в вверенной ему Ижме занялся архангельский гражданский губернатор Александр Муравьёв. Любопытно, что он был одним из основателей и руководителем первой декабристской организации «Союз спасения» и выступал против крепостного права, за наделение крестьян землей, за замену самодержавия конституционной монархией. Он был арестован по приказу Александра I в 1818 году, в знак протеста подал в отставку и был уволен со службы. В том же году Муравьёв стал одним из учредителей «Союза благоденствия», возглавил его московскую управу, но осенью 1818 года покинул этот пост, хотя остался членом союза. Затем Муравьёв вошел в Северное общество декабристов, созданное в 1821 году, но активной роли в нем не играл и вскоре отошел от участия в его деятельности. В событиях 14 декабря Муравьёв не участвовал, но в 1826 году был сослан в Сибирь. При этом уже с 1828 года занимал различные административные посты. В 1837-м его назначили гражданским губернатором Архангельска.

В 1838 году Муравьёв разработал план «водворения порядка» – в Ижму хотели направить двести солдат с орудием, а также настроить против ижемцев вооруженных ненцев, которые были недовольны растущим вторжением ижемских оленеводов в тундру.

Этот план был рассмотрен на заседании кабинета министров России, где против него высказался министр государственных имуществ Павел Киселёв, предложивший мирным путем разобраться в жалобах северных крестьян. В итоге Муравьёв отправил из Архангельска в Ижемскую волость солдат с двумя орудиями и команду жандармов. Двести вооруженных ненцев должны были помешать возможному отступлению ижемцев в тундру. Сам Муравьёв лично также намеревался прибыть в Ижму, чтобы постараться убедить крестьян исполнять распоряжения губернских и уездных властей и только в случае неудачи использовать солдат. Он рассчитывал, что достаточно будет угрозы применения военной силы.

К счастью, до военных столкновений не дошло. Осенью 1838 года император направил на Ижму своего флигель-адъютанта Николая Крузенштерна (сын легендарного адмирала Ивана Крузенштерна). Тот, разобравшись во всех документах, договорах и жалобах, обнаружил факты произвола и злоупотреблений со стороны местных и губернских чиновников. Он установил, что большинство ижемских крестьян живут в бедности и новая дорога не принесет им никакой пользы, только послужит обременением. Вернувшись в Петербург, Крузенштерн изложил свои выводы на заседании кабинета министров, и Николай I пошел на уступки. В итоге несколько чиновников лишились должностей, а крестьяне были освобождены от дорожной повинности.

Никто из крестьян не пострадал, за исключением Балина, которого как руководителя волнений дважды арестовывали, наказывали плетьми, держали в тюрьме. От сибирской каторги его спасла амнистия.

Интересно, что самого Муравьёва из-за событий в Ижме в 1839 году сняли с должности по обвинению «в потворстве беспорядкам». Тем не менее карьеру это ему не испортило. В дальнейшем он был причислен к министерству внутренних дел, зачислен на военную службу, занимал пост военного губернатора в Нижнем Новгороде, содействовал подготовке реформы 1861 года, стал сенатором.

В тихом усть-куломском омуте

Спустя всего четыре года после событий в Ижме взбунтовались крестьяне в самом восточном районе Коми края – Усть-Куломе. Здесь они выступили против злоупотреблений при раскладе податей и отказались платить их до тех пор, пока власти не рассмотрят и не удовлетворят их жалобы. Решено было не подчиняться волостному и окружному начальству. Вологодский гражданский губернатор приезжал в Усть-Кулом, чтобы попытаться утихомирить крестьян, но безуспешно. Делом заинтересовались шеф жандармов Александр Бенкендорф и даже Николай I. Губернатор лично возглавил военный отряд из двухсот солдат, прибывший в Усть-Кулом в 1843 году для наведения порядка. Но до вооруженной расправы с бунтовщиками дело не дошло.

Подробности усть-куломских событий отчасти мы знаем благодаря коми бытописателю Василию Кунгину. Он родился спустя двадцать лет после описываемых событий, но в 1911 году воспроизвел ход восстания.

«С 1835 года крестьянин второго податного участка села Усть-Куломского Григорий Анисимов Кипрушев служил по выбору общества сельским старостой (по тогдашнему времени, еще до открытия учреждений управления Государственных имуществ в губерниях, по-простому, по-народному называвшийся целовальником), – писал Кунгин. – Занимаемая Кипрушевым должность обязывала его и собирать подати. Как сыну зажиточного крестьянина от Усть-Куломского общества, ему было дано большое доверие, и среди местного населения он слыл «большим человеком». На неограниченном доверии, еще будучи целовальником, и были им собраны от Усть-Куломского общества три тысячи рублей и им же растрачены. Усть-Сысольское окружное начальство хотя знало о растраченной сумме, но суду его не предавало. По прошествии шести лет, в 1841 году, при преобразовании Усть-Куломского сельского управления в волость, волостным писарем поступил зять Кипрушева, отставной солдат Дмитрий Русинов, а помощником его крестьянин Иван Попов. Через этих двух личностей Кипрушев и выдвинул план, по которому в смету расходов на 1842 год были вписаны и растраченные им три тысячи рублей, которые якобы числились недоимкой крестьян за прежние годы. Кроме этой суммы были назначены и новые незаконные сборы. Всего от Усть-Куломского общества подлежало раскладке 17 641 рубль, что составляло на 754 ревизские души по 23 рубля 40 копеек».

О растрате Кипрушева узнали его земляки, это подвигло их обратиться в суд. Но вместо того, чтобы расследовать изложенные в их жалобе злоупотребления должностного лица, судейские чины стали искать авторов жалобы, чтобы наказать их.

Злоупотребления сельских старост или старшин после отставки Кипрушева расцвели еще более пышным цветом. В 1840 году на эту должность вступил Прокопий Мамонтов, при котором сумма собираемой с крестьян подати выросла в разы. Под занавес лета 1841 года более 140 усть-куломских крестьян поставили свои подписи под жалобой на действия Мамонтова, которую поручили доставить в Вологду крестьянину села Носим Герасиму Сладкоштиеву. Однако письмо вернули для разбирательства в Усть-Сысольск, где оно осталось без рассмотрения. Мамонтов силой заставил многих подписантов отказаться от претензий. Тогда Кипрушев, войдя в сговор с Мамонтовым, предложил поднять сумму податной повинности с крестьян за 1842 год до 23 рублей вместо положенных 19. Когда возмущенные крестьяне стали требовать объяснения по этому поводу, выяснилось, что три тысячи рублей взыскиваются по особому реестру (считай, для возврата прикарманенных Кипрушевым денег), а еще 700 рублей предназначены в качестве подарков вышестоящему начальству. Крестьяне отказались платить увеличенную незаконно сумму, предлагая утвердить норму, действовавшую с 1835 года. Одновременно с этим они наотрез отказались подчиняться сельскому голове, собрав подписи о его немедленной отставке.

Надежда на царя-батюшку

Так и начался Усть-Куломский бунт, неформальным лидером которого стал грамотный крестьянин Гавриил Попов. Из числа восставших крестьян сразу же выделилась группа из восьми активистов. Всего же недовольных сельчан, примкнувших к ним, насчитывалось около двухсот человек, в их числе и из соседних деревень – Носима, Дона, Керчомъи, Усть-Нема. Штаб восставших разместился в доме Гавриила Попова, а голбец стал «казематом» для представителей власти, которые пытались арестовать Попова. Крестьяне решили не подчиняться местным и уездным чиновникам, а для разбирательства ситуации ждали решения императора. Для подготовки писем, донесений и других документов в Усть-Кулом пригласили уже поднаторевшего в таких делах крестьянского заступника Дмитрия Балина.

Открытое противостояние длилось более года. И все это время в Усть-Кулом приезжали чиновники разного уровня, чтобы задержать Попова. Один из потомков восставших крестьян Егор Турьев, материалами которого в начале ХХ века для написания своего очерка и воспользовался Кунгин, так описывал бегство одного из чиновников: «Группа крестьян во главе с Осипом Липиным устроила погоню за уезжающим помощником окружного начальника Троицким, нагнала его на деревянском волоке, вытащила из кибитки, отобрала тулуп, пуховые подушки, отняла лошадей и заставила Троицкого идти пешком до Деревянска. При этом ему было заявлено, что тулуп и подушки пойдут на покрытие податных недоимок, так упорно взимаемых с них начальством». Заседателя Василия Шахова, направлявшегося в Усть-Кулом для взыскания податей с Деревянского общества Небдинской волости, схватили на дороге, сняли с него теплую одежду, связали веревками и бросили в сани, повезли в дом Гаврилы Попова. Ничем закончился приезд в самоуправляемое селение и вологодского губернатора Степана Волховского.

Крестьяне выбрали своего сельского старшину, которому вручили казенные печать и штемпель. Устькуломцы отправили около 25 жалоб на имя царя и шефа жандармов Бенкендорфа, каждая из которых начиналась словами: «Припадаем к стопам вашего сиятельства умолить о пощаде несчастных мужиков, которых без вины перед лицом нашего царя в бунтарстве обвиняют, скрывая истину нашего правого дела, и мы, как люди дикие, неграмотные, просим, чтобы нам послали верного человека и защитника правды. Пощади несчастных крестьян, которых везде в целом нашем и Яренском уезде грабят поборами окружные начальники…»

В конце концов в начале 1843 года о ситуации узнал Николай I. Губернатор Степан Волховский обратился в Министерство государственных имуществ с просьбой о посылке в охваченное бунтом село трехсот солдат. Однако император решил пойти мирным путем. «Нужен отсюда человек, который бы был достаточно ловок, чтобы внушить доверие», – записка с таким текстом, написанная рукой самодержца на французском языке, сохранилась до наших дней. И в Усть-Кулом поехал жандармский полковник Витковский, который потребовал от крестьян присяги на верность законной власти. Крестьяне в свою очередь требовали ареста и наказания повинных в незаконном увеличении податей представителей местного начальства. Обменом этими требованиями встреча и завершилась. Витковский решил, что для усмирения бунтовщиков нужно прислать войска. Но в рапорте на имя Бенкендорфа он отметил, что увеличение сборов с крестьян было незаконным и хищения местными властями имели место.

Двести солдат, вооруженных четырьмя пушками, вышли из Вологды 7 марта 1843 года. 29 марта они достигли Деревянска. Первыми в мятежное село вступили четверо священнослужителей, которые должны были уговорить смутьянов сдаться властям и выдать предводителей восстания. И в этот раз обошлось без кровопролития. Более сотни участников выступления были подвергнуты «легкому полицейскому исправлению», а руководителей сослали в Сибирь. С крестьян взыскали все подати и расходы по подавлению беспорядков.

«На следующий день в присутствии начальства началась порка розгами, – вспоминал Федор Турьев (видимо, отец опрошенного Кунгиным Егора Турьева). – Для порки были привезены четыре воза прутьев. Пороли беспощадно, без счета ударов. В случае если розги ломались, то исполнители экзекуции перевертывали розги другой стороной и били толстым концом. Били так жестоко, что со спины истязуемых сучья и оконечности розг пришлось снимать щипцами».

Восемь руководителей восстания ушли в леса, но после ареста родных сдались властям. Гавриила Попова за полуштоф вина выдал властям его земляк Марк Нехорошев. В урочище Вуктыв-ю, находившемся в 19 километрах от Усть-Кулома, руководитель бунта был схвачен. Около сотни солдат оставались в Усть-Куломе почти год, и кормить их пришлось крестьянам. Как писал Кунгин, солдаты «вели себя не всегда скромно и безукоризненно»: по ночам нижние чины посещали распутных женщин, а днем водили их по селу под барабанный бой. При этом одним давали в руки метлу или лопату, а лица других мазали сажей».

Суд над главарями восстания состоялся 24 августа 1843 года в Усть-Сысольске. Всех обвиняемых приговорили к ссылке в Сибирь. Но перед этим каждый должен был пройти процедуру «легкого полицейского исправления». Пороть для наглядности решили в Усть-Куломе. 30 ноября Гавриил, Михаил Поповы и Сидор Морохин получили полсотни ударов плетьми, а пятеро их сподвижников – Родион и Тихон Поповы, Герасим Сладкоштиев, Василий Кипрушев, Федор Турьев – по тридцать ударов. После чего всех заковали в кандалы и отправили в Сибирь. Непонятно, как избежал наказания Дмитрий Балин. Усть-куломские старшины Кипрушев и Мамонтов, допустившие злоупотребления, были оправданы.

Стихийные выступления

Усть-Куломское восстание стало одним из многочисленных стихийных народных выступлений, прокатившихся по нашему краю в первой половине XIX века. Но были и другие бунты. В первой половине XIX века крестьянские волнения захватили практически весь Коми край, они вспыхивали в Шежамской и Усть-Цилемской волостях, в селениях Ляли, Коквицы, Визинга, Ношуль, Вендинга, Палевицы, Выльгорт, Зеленец, Часово и других

Но задолго до этого, еще в 1774 году, в Нювчиме вспыхнули волнения, которые очевидцы сравнивали с прошедшим в те годы пугачевским восстанием. Только масштабы были поменьше: рабочие избили на улице представителей заводской администрации, а затем били окна в заводской конторе. В дело вмешались уездные власти: прибывшие на завод военные водворили порядок и арестовали зачинщиков бунта.

Происходили выступления и на других промышленных предприятиях. В 1860 году рабочие Серёговского завода отказались подчиняться заводской администрации; в адресованной министру внутренних дел жалобе они выражали недовольство сокращением расценок, неполной выдачей заработка. В 1864 году рабочие Кажымского завода отправились в Нювчим, где находилось главное управление металлургических заводов, и потребовали повышения расценок, введения отпусков для уборки сена и другое. В 1871-м группа вымских крестьян перестала вывозить дрова на Серёговский завод и потребовала денег для покупки сена для своих лошадей. В 1875 году отказались работать 150 возчиков на Кажимских заводах. Они выступили против продажи заводского железа с аукционов по низким ценам и против прекращения осуществлявшегося ранее администрацией заводов снабжения рабочих хлебом. В 1891 году в Прилузье 54 крестьянина прекратили рубку леса для купца из-за низких расценок и плохого участка, отведенного им для работы. Их требования были удовлетворены.

В целом выступления жителей Коми края в XIX веке возникали стихийно и не получали сколько-либо значительной огласки (за исключением волнений ижемских и усть-куломских крестьян). Крестьяне направляли недовольство только на местные власти, но свято верили в справедливость царя и его министров. Основным мотивом стихийных выступлений государственных крестьян Коми края, пришедшихся на это время, историки называют стремление обрести свободу в хозяйственной деятельности и желание освободиться от бюрократических пут, смягчить гнет повинностей и податей, которыми были обложены государственные крестьяне.

Уже в советское время – осенью 1921 года – в Усть-Куломе вспыхнул еще один крестьянский бунт. Поводом стали непомерно высокие поборы по продразверстке. Бунтовщики разгромили местный ревком и сожгли все документы по уплате продналога. Власти арестовали около сотни человек, и для расследования дела только около десяти зачинщиков отправили в Усть-Сысольск.

Из жизни на сцену

События в Усть-Куломе стали основой пьесы Виктора Савина «Куломдiнса бунт» («Усть-Куломский бунт»), первой коми национальной оперы Александра Воронцова «Усть-Куломское восстание» и оперы Георгия Дехтярова «Гроза над Усть-Куломом».

В 1927 году исполнилось 85 лет со дня подавления Усть-Куломского восстания. К этой дате Виктор Савин задумал написать историческую пьесу о памятных еще для многих событиях, и для сбора материалов поехал в Усть-Кулом. Пьеса «Кулöмдiнса бунт» была поставлена на сцене республиканского театры драмы.

Премьера оперы на коми языке «Усть-Куломское восстание» прошла в марте 1942 года. Музыку к опере написал профессор Московской консерватории Александр Воронцов, который с февраля 1940 года был художественным руководителем государственного ансамбля песни и пляски Коми АССР. Воронцов выезжал в Усть-Куломский район, где познакомился с народным творчеством и записал десятки народных песен. Либретто оперы в стихах написал артист и поэт Степан Ермолин, соавтором выступил Николай Дьяконов. В опере были заняты в основном выпускники ГИТИСа 1942 года.

Артур АРТЕЕВ

Фото автора и из открытых источников