Федор Колпаков: «Раскапывать истории мне помогают люди с теплым сердцем»

Воркутинец Федор Колпаков не перестает удивлять своим проникновенным отношением к русской истории. В основном его знают как создателя коллекции воинских костюмов российской армии. Но за два последних года подполковник запаса, научный сотрудник Воркутинского музейного выставочного центра, член Союза журналистов России написал несколько книг. А многие из тех, кому удалось побывать на его экскурсиях по Воркуте и Воркутинскому кольцу, посчитали это подарком судьбы, настолько интересно, с любовью, неожиданными поворотами и деталями рассказывал он о сокровенных уголках заполярного города.

– Вы автор книг «Легкий способ полюбить жизнь», «Путешествие по городам-героям». В 2016 году в свет вышла повесть «Пароль – «Можайка», в начале этого года – «Резонансы мужества». Из четырех книг – две автобиографические, одна художественная, а ведь до недавних пор вас больше знали как публициста, автора рубрики «Воркута – город сильных». Что побудило обратиться к сочинительству? Как, например, возникла идея книги «Пароль – «Можайка»?

– Это воспоминания о курсантской жизни в Военно-космической академии имени Можайского в Санкт-Петербурге. С годами память и сердце обострили все самые яркие и самые важные события этого пятилетия, руки сами тянулись к компьютеру. Так появились и эти воспоминания – об особенной теплоте армейской семьи, о командовании академии и факультетах, о самых ярких педагогах, о легендах, традициях, неписаных законах этой школы, о радостях, трудностях, достижениях и неудачах нашей курсантской жизни 1990-х. Написав, я показал свои труды бывшим офицерам, также выпускникам Можайки. Нашелся меценат Рустем Багаутдинов. Прочитал, говорит: «Федор, а есть еще книжки однокурсникам подарить? Нет? Давай напечатаем тысячным тиражом. Дорого? Да ерунда!» И напечатали.

– В начале этого года вы презентовали художественную повесть «Резонансы мужества». Это замечательная повесть, в которой вы связываете в единый контекст, как говорит один из героев, «тонкой пульсирующей нитью исторических событий, дат и имен» несколько историй. А как читатели оценили ваш труд? Был ли резонанс?

– По-разному: кому-то понравилось, а вот мои коллеги меня раскритиковали. Они невольно сравнивали повесть с моими журналистскими работами, когда в нескольких воркутинских газетах я вел рубрики, посвященные истории Заполярья. Сравнивая публицистику и беллетристику, они сочли, что писать художественные произведения мне еще рановато. А вообще страсть к написанию родилась благодаря военной службе.

Служить я начинал в Уссурийске, где был заместителем командира роты по воспитательной работе и где у меня было 140 солдат и один выходной в месяц. И умопомрачительные истории. Например, когда мне присвоили звание старшего лейтенанта, я подстригся наголо. Почему? Потому, что одновременно четыре солдатика ушли в «самоход». Самовольно оставили часть, практически преступление. Одним словом, была работа с живыми людьми и было не до писания. А вот уже когда служил в Воркуте, был заместителем командира части, я набил руку на бесконечном количестве отчетов, планов и сценариев. В этом вопросе я ощущал себя чемпионом мира, и меня это страшно напрягало. В армии действует очень мудрый принцип: сделал – напиши бумажку, не сделал – напиши две. Мы частенько не делали, приходилось писать два или три отчета.

Первая работа была связана, конечно, с Воркутой. В 2004 году вышла брошюра к 60-летию Воркутинского гарнизона, посвященная его истории. Очень хорошо помню этот день. Наш военный гарнизон и комиссариат отмечали юбилей 14 апреля, через пару дней после годовщины полета Гагарина. Собрались офицеры, командиры воинских частей гарнизона, тут им представили книгу, вручили. И такое это было ощущение успеха, ни с чем не сравнимое. Когда я пришел домой, сказал жене Ольге: «Вряд ли получится сделать что-то большее». Так мне на тот момент казалось.

Проходит некоторое время, я стою на всенощном бдении в Свято-Иверском храме Воркуты, и вот, когда перед чтением Шестопсалмия гаснет свет и начинается псалом о сотворении мира, у меня отчего-то появляется мысль написать про центр, где я служу, единственный в стране, который управляет космическими аппаратами, точнее, об офицерах-воспитателях Главного испытательного космического центра имени Титова.

– А через десять лет вы напишете: «Закончило свою историю одно из структурных подразделений Воркутинского командно-измерительного комплекса Войск воздушно-космической обороны (ВКО). Измерительный пункт, чьи башни более тридцати лет были своеобразным украшением горизонта, когда мы выезжаем на Северное кольцо, с октября 2009 года стали просто украшением линии горизонта». Печально.

– Да, печально. Тем не менее после выхода первой книги с писательством меня окончательно «засосало» – и пошло, поехало. Мои публикации стали появляться в местных изданиях, в центральной прессе. Несколько серьезных статей были напечатаны в «Независимом военном обозрении» Издательского дома «Коммерсантъ». Первая большая работа «Уровень, далекий от благополучного» была опубликована в 2005 году, в год 100-летия Русско-японской войны, и была посвящена генералитету русской армии – тем изменениям, которые произошли перед Первой мировой войной.

– Как вчерашний военный стал научным сотрудником музея?

– Очень люблю музеи, не лукавлю, в какой бы город я ни приехал, непременно стараюсь их посещать. В 2001 году я восстанавливал музей в нашей части, с этого времени начала формироваться моя коллекция мундиров, что-то шил сам. В 2003 году на выставке «Символы Победы» 20 мундиров были представлены в выставочном зале города. И еще был один такой момент, который подвиг к работе в музее. Есть такая наука – соционика, которую вспоминают в том числе и в Гуманитарном университете Вооруженных сил России, где мне довелось поучиться. Соционика исследует типы личности, типы характеров, как они влияют на профессиональный выбор и карьерный рост. Так вот тесты показали, что мне противопоказано посвящать карьеру любым формализованным структурам: армии, полиции, юриспруденции, а идти нужно в журналистику, театр, музейное дело. Любопытно, правда? Это говорит человек, более 20 лет отдавший армии.

 – Вы не коренной воркутинец, но с большой любовью рассказываете о городе. Чувствуется, что это уже все ваше, родное?

– Воркута очень притягательна, это удивительное место. Вот кафе, в котором мы сидим, этот скверик, фонтан. Моя любимая площадь Мира. А вы знаете, что раньше фонтан украшала не чаша, как сегодня, а скульптурная группа «Три грации» – три девушки. И с этой группой связана одна история, почти легенда. В сентябре 1961 года дворник, подметавший листву, ужаснулся, увидев, что у всех граций пониже спины надпись. У одной – имя жены начальника комбината «Воркутауголь», у второй – жены первого секретаря горкома партии, у третьей – жены председателя горисполкома. Этих граций тут же убрали, и где эта композиция была после, Воркута не знала 50 лет. Потом нам довелось ее найти на центральной усадьбе санатория «Марциальные воды» в Карелии, в 50 километрах от Петрозаводска. А в Воркуту вместо этих прелестных девушек привезли вот эту бетонно-гранитную чашу, чтобы уж никакого вандализма.

Или дом на Мира, 9, где жил Игорь Леонидович Шпектор. Этот дом сдавали в 1954-1956 годах для специалистов жилищно-коммунального хозяйства. И не все знают, что в этом доме, в квартире №21 рождался Афанасий Борщов – герой фильма «Афоня». С 1968 по 1973 год здесь жил Александр Эммануилович Бородянский, патриарх кинодраматургии, здесь и родилась повесть-киносценарий о слесаре-сантехнике ЖЭКа №2. И, наверное, мало кто ведает, что Александр Бородянский вообще уроженец Воркуты, он окончил школу №2, после строительного техникума работал в институте «Печорпроект», заочно учился во ВГИКе.

В Воркуте пусть и недолго, около года, работали на воркутинской телестудии будущие создатели кинохитов Владимир Меньшов и Константин Бромберг. А самый крупный для меня человек – кинорежиссер-документалист Игорь Абрамович Шадхан, который начинал свой творческий путь в Воркуте, с 1962 по 1966 год работал на местной телестудии, потом в Норильске, затем на Ленинградской ордена Ленина студии документальных фильмов. Он был большим кинорежиссером.

– Как написано в биографии, в 1952-1953 годах Шадхан, по его же признанию, был помощником профессионального вора, осуществлявшего кражи сумок в трамваях. К счастью, в связи с возрастом к уголовной ответственности не привлекался. Во время экскурсии вы рассказывали еще об одном известнейшем деятеле театра и кино, который некий отрезок времени жил в Абези и который тоже мог пойти по «скользкой» дорожке.

– Да, Олег Николаевич Ефремов. Есть у него такой факт в биографии. Его отец был офицером НКВД, служил в лагере, в поселке Абезь, ставшем центром Северо-Печорского железнодорожного лагеря, огромного по величине. Были годы, когда в лагере сидели, строили и обслуживали железную дорогу около 100 тысяч заключенных.

В июне 1941 года на летние школьные каникулы отец забрал из Москвы сына Олега. Думал: природа, речка, ягоды, грибы, отдохнет парень. А тут война, в Москве комендантский режим, возвращаться нельзя. Олег прожил в Абези два года, учился в местной школе, там до сих пор есть документы об этом. Но к концу этих двух лет он стал приобретать славу лучшего форточника поселка. У него была своеобразная форма головы, воры и смекнули, что парень легко сможет влезать в форточки. А он – натура впечатлительная, адреналин играет. Слава богу, отец правдами и неправдами отправил его все-таки в Москву.

– У вас наверняка есть сугубо «кинематографическая» экскурсия по Воркуте?

– Кинематографическую историю удачнее было представить выставкой. У нас в музее была подготовлена выставка «Кинематограф с пометкой «Воркута». На выставке рассказывалось об известных кинематографистах, чья судьба была связана с Воркутой, и был второй, более визуальный план – как Воркута вспоминается в кинофильмах. Типология была очень простая, начиная от воспоминания героев фильмов, как в «Джентльменах удачи»: «Ну, говори на «Д». – «Воркута». – «Почему Воркута?» – «А я там сидел».

И таких фильмов много. Те же «Пять вечеров», где герой Александра Ильина работает шофером в Воркуте, фильм «Белые росы», где звучит фраза, которую многие воркутинцы раньше часто слышали от своих более «южных» родственников: «Дурак, возвращайся, что ты там делаешь, там же холодно, там ничего не растет».

Это я чуть копнул кинематограф, а в действительности какую отрасль ни возьми: науку, сельское хозяйство, экономику – везде можешь наткнуться на парадоксы Гулага, на этакие интеллектуальные изгибы, ведь здесь в свое время одномоментно профессоров и докторов наук было больше, чем в Академии наук в Москве.

– В каком году была зарегистрирована самая большая численность населения в Воркуте? Есть ли данные, сколько заключенных отбывали здесь наказание в годы репрессий?

– В 1988 году в Воркуте насчитывалось 219 тысяч граждан. Это был пик, больше эта цифра не поднималась. А пик по количеству заключенных – около 73 тысяч человек – пришелся на 1951 год, за пару лет до смерти Сталина. И примерно тысяч 25-27 было свободных. Понимаю, вы думали услышать гигантские цифры, но содержать очень много заключенных было ни к чему. Была цель построить шахту – их количество увеличивалось. А так всегда было в пределах производственной потребности.

– Самые любимые вами, как историка, помимо площади Мира, места в Воркуте?

– Да здесь чуть ли не каждый дом – история. Любимые, ну, безусловно, площадь Кирова (бывшая Московская площадь). Здесь по-настоящему засияла звезда архитектора Всеволода Николаевича Лунёва. В 1943 году он был арестован, отправлен в Воркуту. После освобождения Лунёв начинает работать начальником производственно-технической части стройконторы №5, но уже через полгода переходит в проектную контору комбината «Воркутауголь» – главного архитектурно-проектного учреждения города в ту пору. Можно сказать, что в памяти горожан Всеволод Лунёв остался как автор самых ярких достопримечательностей: здания политпроса на улице Пушкина, известного сегодня по фотографиям как дом со шпилем, музыкально-драматического театра, городской детской больницы на площади Кирова, Дворца шахтеров и строителей, бассейна «Дельфин» и многого другого.

– А вот расследование, начало которому положила надпись на камне, сделанная одним из заключенных?

– Похоже, ХХ век еще долго будет дарить нам рассказы об исключительных и незаурядных судьбах. Но совсем нечасто эти отражения встречаются в предметах материального наследия. А мне повезло. Таким предметом однажды для меня стал камень, о котором мне рассказал известный в Воркуте человек, депутат, воин-интернационалист, мой друг Александр Рахманин. На крутом берегу реки, в районе станции Юнь-Яга, на выступе скалы – площадочке 50х70 сантиметров – один заключенный зубилом выбил надпись десятисантиметровыми буквами: «З/к 1937-1947 Колесник Г.Т. Нет в жизни счастья и покоя». Это написал не известный мне человек, на полгода ставший героем моего расследования. Кто он? Где? Зачем оставил здесь, в зарослях тальника, эту надпись? Почему он был не согласен со своим незримым оппонентом, с самим Пушкиным, утверждавшим, что «На свете счастья нет, но есть покой и воля»? Кто же был этот неизвестный философ?

Первым был «взрыт» интернет, и сразу – удача. В Книге Памяти Новосибирской области, в которой представлены жертвы политического террора в СССР, я нашел искомого – Колесника Григория Трофимовича. Родился он в 1899 году в Запорожском районе Днепропетровской губернии, украинец, образование начальное, машинист в паровозном депо станции Эйхе в городе Новосибирске. Арестован 21 октября 1937 года. Приговорен тройкой УНКВД Западно-Сибирского края по статье 58 к десяти годам лишения свободы. Такие сведения о нашем герое выдала Книга Памяти этого сибирского региона. Но сомнения не оставляли: вдруг не он? Мало ли было таких? Надежду питало то, что Колесник был железнодорожником. А камень-артефакт был обнаружен недалеко от одной из многочисленных железнодорожных станций, которые раскиданы по пути из Воркуты в центр страны.

Причудливым образом открывались сходные вехи в судьбах таких разных людей, как Александр Сергеевич Пушкин и воркутинский з/к Григорий Колесник. Пушкин родился в 1799 году, наш герой ровно через век, в 1899-м. Для Пушкина 1837 год стал роковым. Не менее трагичным стал 1937 год в жизни Григория Трофимовича. И разницу в их положении, взглядах на мир, условиях их существования выдавали принадлежавшие двум этим людям строки. Наш Колесник в веке двадцатом, на его крутом переломе уже не имел тех «покоя и воли», о которых пишет его знаменитый визави. И выводит он, философ-машинист, зубилом на камне слова, которые поражают своей трагической безапелляционностью: «Нет в жизни счастья и покоя».

В чем наверняка сходились оба, так это в строчке про побег. Александр Сергеевич мечтал совершить побег в деревню – «обитель дальнюю трудов и чистых нег», но, к сожалению, эта мечта стала его «посмертной наградой», а Григорий Трофимович хоть и визуально, но смог. Колесник отсидел весь срок, но ему повезло. Он был востребован и работал по специальности в Севпечоржелдорлаге, был близок к железной дороге, которая для многих в Воркуте была спасением от «общих работ».

После освобождения в 1947 году остался работать машинистом паровоза в паровозном депо Печорстроя МВД. В августе 1950 года вся инфраструктура управления железнодорожной линии Кожва – Воркута была передана из МВД в систему Министерства путей сообщения. Григорий Трофимович стал работать машинистом паровоза станции Воркута Печорской железной дороги. Жизнь стала выправляться. Его приняли в члены профсоюза железнодорожников. К нему из далекого Новосибирска переехали жена и трое детей, которые, повзрослев, устроились работать в Воркуте. Но трудовая деятельность и жизнь в Воркуте прервались неожиданно. Его уволили по сокращению штатов. В июне 1957 года, прожив двадцать лет в Воркуте, десять лет заключенным и десять лет свободным человеком, Григорий Колесник уехал на родину, на Украину.

– Как вам удается раскапывать все эти истории?

– Безусловно, ничего бы мне из этого узнать не удалось, если бы не мои помощники – люди с теплым сердцем – начальник отдела ЗАГС в Воркуте Ирина Николаевна Матвеева, паспортист ЖЭУ №7 Надежда Семеновна Ниин, специалист УФМС по Воркуте Татьяна Александровна Пфейфер и архивариус железнодорожного архива Светлана Анатольевна Машкова.

Строгими учителями стали большие знатоки истории города – Маргарита Николаевна Крочик и Ольга Викторовна Зайцева. Они частенько ругают меня за неточности и даже ошибки. Настоящий кладезь – краевед, очень интересный человек, знаток истории города Александр Васильевич Калмыков, гидрогеолог, ведущий специалист городского центра развития туризма. Когда он начинает что-то рассказывать, я не выключаю диктофон.

Ну и, конечно, рассказы неравнодушных сердцем воркутинцев, которые помогли «раскопать» еще одного потрясающего героя, своего рода Тура Хейердала, местного Сенкевича. Это почти фантастическая история, в подробностях также описанная мною в рубрике «Воркута – город сильных».

Если вкратце. В 1962 году в Воркуту приезжает уроженец Ростовской области Михаил Ермаков, в свое время бывший агитатор воинского подразделения. Здесь он женился, вырастил сыновей, построил судно, на котором можно было бы уплыть из Воркуты. Не уехать на поезде, не улететь на самолете, а именно уплыть на собственном корабле. Для большого путешествия он с сыновьями построил швертбот, всей семьей отправились в путь. Михаил – капитан, жена – кок, сыновья – матросы. На ЗИЛ-157 товарищи помогли ему доставить судно к реке Воркуте в район поселка Южный. Путешественники прошли по рекам с севера на юг, все восточно-европейское плато, преодолев около пяти тысяч километров.

Памятным для семьи стало посещение единственной в республике лосефермы в Якше. А для жителей поселка невероятным стал сам факт прибытия в верховья Печоры этого судна и перспектива его дальнейшего путешествия в Каму и Волгу. Ермаков нашел грузовик ГАЗ-66. На руках с помощью местных мужчин судно было погружено в кузов и перевезено на соседнюю крохотную речку Березовку. Три дня они шли чуть не по дну, разбирая завалы из упавших деревьев, затем вошли в Чусовское озеро, были пройдены реки Вишерка, Колва, Вишера, Кама и, наконец, Волга. Так дошли до Волгограда, где всеми правдами и неправдами смогли погрузить свой изрядно потрепанный путешествием швертбот на борт самоходной баржи «Бежецк». На ней семья преодолела последний этап пути – прошла шлюзы Волго-Донского канала имени Ленина. А потом было Цимлянское водохранилище и, наконец, красавец Дон, по которому семья шла уже под парусом своего собственного судна. Еще одно путешествие семьи на моторном боте «Воркута» – он прошел от Воркуты до Дона – с невероятными и очень рискованными приключениями. Когда я писал о Ермаковых, у меня дух захватывало. Ведь подобные путешествия – яркий пример человеческой воли, силы духа, которые вели вперед команды Дежнева, братьев Лаптевых, Беринга, Брусилова, Седова, Колчака и многих других.

– Что, по-вашему, переживают приезжие туристы во время вашей экскурсии по Воркутинскому кольцу, глядя на всю эту разруху, на остовы шахт, останки строений?

– Городское кольцо – оголенный нерв, по-другому не скажешь. Но это наша история, наша судьба.

– Что вы думаете по поводу идеи сделать Воркуту центром Арктического туризма – проект, который обсуждался на Международном туристском форуме «Доступная Арктика»?

– Замечательная идея, давно доказавшая себя на практике. За год в наших краях бывает до 30 тысяч вольных туристов, по-моему, самое верное доказательство жизнеспособности проекта.

Марина ЩЕРБИНИНА

Фото предоставлены Федором КОЛПАКОВЫМ