В далеком уже 1991 году, когда развалился Советский Союз, моей бабушке по материнской линии, Татьяне Никоновне Цветковой, исполнилось 98 лет. Глядя в экран телевизора на забастовки, голодовки, митинги и очереди, бабушка все повторяла, как заклинание: «Лишь бы не было войны». Я в ту пору была еще подростком, ребенком относительно мирного времени, и, только очень повзрослев, смогла понять истинное значение этой немудреной фразы, родившейся от невыносимого горя и боли и ставшей настоящей молитвой для поколения, пережившего Великую Отечественную.
Дедушек своих я не знала, война их не пощадила. Бабушки прожили долгую, мудрую и, теперь понимаю, очень тяжелую жизнь. Обе они были почти ровесницами страшного XX века, принесшего России Первую мировую войну, революцию, Гражданскую войну и самую страшную войну в истории человечества. И обе очень не любили говорить о войне – ни об одной из выпавших на их долю. Не потому, что рассказать было нечего, а потому, что даже вспоминать те события не хотели. Да и из родителей, бывало, о войне много не вытянешь. Все их детские воспоминания укладывались в три слова: голод, холод и нищета.
Моя мать, Валентина Власова (Цветкова), родилась в 1939 году в маленькой, затерянной в лесной глуши деревеньке Крюково Вологодской области – километров триста от Ленинграда. Отца своего, Дениса Дмитриевича, и запомнить не успела. В 1941 году ему уже исполнилось 50 лет, но он, коммунист, председатель сельского совета, прошедший и Первую мировую, и революцию, напросился на фронт добровольцем – защищать Родину. Бабушка осталась одна с четырьмя детьми – тремя сыновьями-подростками и маленькой дочкой.
Еще один сын, старший, Володя в 1940 году ушел в армию, попал в морфлот. Больше домой не вернулся, погиб под Севастополем. Дочка Анна – гордость родителей – до войны выучилась на врача, работала аж в самом Ленинграде, там и погибла в блокаду от голода и холода.
В 1942 году еще одному сыну – Сергею – исполнилось восемнадцать лет, его вместе с другими совершеннолетними парнями из деревни забрали на войну. Мама говорит, что этот день навсегда врезался ей, тогда трехлетней, в память – ревом ревела вся деревня: и женщины, и дети, и новобранцы. Тогда уже понимали: проводы на фронт – считай, проводы на смерть. Сергею, можно сказать, повезло. В 1944 году на фронте после немецкой бомбежки он, тяжело раненный, остался в окопе, несколько дней лежал без сознания в холодной воде и грязи. Когда наши отбили этот участок, живых найти уже и не надеялись. Жизнь учуяла овчарка: остановилась рядом с Сергеем и завыла. Когда ее «не поняли», схватила хозяина за полу шинели и подтащила к «трупу». Солдат пригляделся и понял: здесь живые. Спасли Сергея и еще троих его сослуживцев. Все они долго лечились в госпитале, домой Сергей, числившийся пропавшим без вести, вернулся лишь в 1946 году. Через год умер – сказались и тяжелое ранение, и дни, проведенные в холодной воде, и каторжный труд, выпавший на долю немногих вернувшихся с войны деревенских мужиков. Было ему тогда всего 23 года.
…Немцы до деревни Крюково не дошли, да и не стремились – не слишком стратегически важный населенный пункт. Так что жила моя бабушка с малыми детьми в тылу, далеко от войны, но жизнь их была едва ли не тяжелее, чем на фронте. Солдату на войне хоть скудную пайку, но выдавали, а тут самой еду надо было раздобыть: не только для себя, но и для троих детей. Хотя сыновья-подростки, Петя и Саша, работали в колхозе наравне со взрослыми, но эта работа только отбирала силы. Зарплаты у колхозников тогда не было, за каждый отработанный трудовой день им ставили палочку в табеле. За каждую палочку в конце года выдавали немного муки, а до этой «зарплаты» живи как хочешь.
Казалось бы, в деревне-то что не жить – земля прокормит. Но кормить надо было в первую очередь фронт. Семья, которая держала личную домашнюю живность, должна была сдавать ежегодно (бесплатно!) 363 литра молока, 50 килограммов мяса, яйца, сдавали даже картошку, выращенную на личном огороде. Все для фронта, все для Победы.
Самим оставались в основном лебеда и щавель. Выручали еще грибы и ягоды – маленькая Валя с трех лет бродила за матерью по лесу с корзинкой. Став чуть постарше, ходила уже одна – мать работала в колхозе с утра до ночи.
Настоящее чудо, спасшее полдеревни от голодной смерти, случилось зимой 1943-1944 годов: речка Суда, на берегу которой стояла деревня, неожиданно наполнилась рыбой – делай лунку, вытаскивай сколько хочешь, а рыбы и не убывает. Тогда деревенские придумали свое объяснение этому чуду – в районе Ленинграда шли тяжелые бои, вроде как от бомбежек рыба из тамошних рек и уплыла в тихую Суду.
К реке кинулись все жители деревни, только самые маленькие дети, в том числе и Валя с шестилетней подругой, остались на берегу. На той же реке рыбу из лунок доставали и пленные немцы – фрицы работали неподалеку от деревни на лесозаготовках и тоже были вечно голодные. В общей суматохе один из пленных провалился под лед. Мимо него, словно не замечая, бежали и наши, и немцы – неожиданно появившаяся еда была важнее спасения человека.
Остановились только Валя с подругой: вроде помочь надо, а как – не знают. Немец, хоть и плохо говорил по-русски, сумел объяснить детям, чтобы ни в коем случае не ступали на лед, а вытащили бы доску из лежавшего на берегу штабеля и подтолкнули к нему. Непростым это было делом, но девчонки справились. Потом вдвоем – как и силенок хватило – тянули доску, за которую держался немец, к берегу. Вытащили, отвели фрица в находившееся на берегу здание маслозавода, сторож пустил погреться – так и спасли.
Зимой 1945 года дошла до бабушки радостная весть – глава семьи, Денис Дмитриевич, из-за тяжелого ранения комиссован и возвращается домой. До деревни Крюково деду пришлось добираться аж из Венгрии, дорога была, понятно, непростой, но он, не оправившийся до конца после ранения, рвался домой – где на попутках доедет, где пешком. Не дошел пять километров: по пути, уже в родных местах, открылась плохо зажившая рана, спасти его не смогли. Зато похоронили в родной деревне. Это и было для бабушки своеобразным утешением – хоть знала, где муж похоронен, многим ее соседкам так и не довелось узнать, где остались их близкие.
Вскоре после Победы в деревню приехал фотограф – запечатлеть для истории вернувшихся фронтовиков, счастливые семьи. А фотографировать-то, считай, и некого: какой двор ни возьми – либо похоронка, либо пропавший без вести. Так и вышло, что на послевоенных фотографиях одни женщины. Справа, сухонькая, в белом переднике, – моя бабушка, которая одна в нечеловеческих условиях сумела выжить и спасти троих детей. И до конца жизни как молитву повторяла: «Лишь бы не было войны».
Людмила ВЛАСОВА
Оставьте первый комментарий для "«Лишь бы не было войны»"