Когда началась война, моей маме Раисе Дмитриевне Васильевой было восемь лет. Но она хорошо помнит и июнь 1941-го, и военные годы.
Жили они в Сысольском районе, в маленькой деревушке в 35 километрах от села Визинга. «Как называлась деревня, не знаю, все ее называли просто починок. Всего девять домов в ней было. Это был колхоз имени Сталина. Добраться до нас можно было только верхом, на телеге уже не проедешь – дороги не было, только тропинка», – вспоминает она.
О том, что началась война, в деревне узнали лишь 25 июня. Старый радиоприемник был только в правлении колхоза, но обычно никто его не включал: не до радио, летом работы всегда невпроворот. Через три дня в деревню прискакал верховой, принес известие о начавшейся войне и призывные повестки пятерым мужчинам. Маминому отцу, моему деду Дмитрию Михайловичу Першину, было тогда 29 лет. В семье росло четверо детей. Мама была старшей, ее сестре Тамаре исполнилось шесть лет, брату Геннадию – три года и младшей сестренке Римме не было еще и года.
Призывникам дали два дня на сборы. Вечером мужчины собрались, разговаривали, рассуждали, как долго может продлиться эта война. Все были уверены, что «это на месяц – на два, не больше». Жалели, что приходится бросать женщин в самый разгар летней страды: у всех дети, как им одним управиться с сельхозработами и хозяйством? Женщины плакали.
Почему-то очень хорошо запомнилось, что в доме не было муки, чтобы испечь отцу хлеб в дорогу. Зерно крестьянам давали за трудодни, потом его мололи на небольшой деревенской мельнице. Чтобы сэкономить муку, мама обычно пекла шаньги на тонкой корочке. Но отцу в дорогу нужно было испечь настоящий хороший хлеб, пришлось взять у соседки в долг подойник муки.
– Отца провожали ранним утром. Помню, он, сидя верхом на лошади, поднял меня, усадил рядом и сказал: «Ну вот, доченька, теперь ты остаешься за старшую. Помогай маме, ей одной трудно будет с вами». Вот с того дня детство у меня и закончилось, – рассказывает мама.
После отъезда от отца пришло только три письма из Ленинграда, где он проходил срочную военную подготовку. И больше – никаких известий. На вопрос, предпринимала ли бабушка какие-то попытки узнать, что с мужем и где он, мама отвечает: «Так почти все были в таком положении тогда. Где что узнаешь? Из всех мужчин, которых забрали из деревни, вернулся только один – кто погиб, кто пропал без вести. Хотя после тех пятерых, которых призвали вместе с отцом, забрали и тех, кому подошел призывной возраст». Это уже после войны, не дождавшись мужа, бабушка обратилась в военкомат, откуда через какое-то время пришло извещение, что рядовой 29-го зенитно-стрелкового батальона Першин Дмитрий Михайлович пропал без вести в декабре 1941 года. Но это было много позже, после войны. А тогда, сразу после отъезда отца, для маленькой Раи началась взрослая жизнь.
Дети военных лет взрослели рано, потому что выживать приходилось самостоятельно. Бабушка до самой пенсии проработала скотницей на ферме. Утром дети вставали – матери уже не было дома, вечером ложились спать – она еще не вернулась с работы. С войной пришел и голод. Хлеба на семью выдавали три килограмма на месяц. Конечно, была корова, но каждый имеющий корову обязан был сдать государству триста литров молока в год. Хоть сразу сдавай, хоть ежедневно. Если были на дворе куры – сдавали яйца, овцы – шерсть и мясо. От голода спасали картошка и капуста. Так называемую заварную капусту всегда запасали на зиму в бочках.
Дети рано привыкали сами вести домашнее хозяйство, топить печку, готовить нехитрую еду. «Большую печь мы, конечно, затопить не умели, но зато научились управляться с буржуйкой. Если к приходу матери с работы мы сварим картошку в мундире да поднимем из подпола капусту, она была страшно довольна. Она, бедная, так уставала, что уже и есть не могла, так, бывало, за столом и засыпала», – вспоминает мама.
Младшие сестры и брат были полностью на попечении моей мамы, которая и сама тогда была еще совсем ребенком. До ухода отца на фронт всех детей в бане мыл он, потому что мать совершенно не выносила жары. Как только его не стало, мытье детей, уход и присмотр за ними стали обязанностью старшей дочери. Летом вместо бабушки, которую гоняли на сенокос, на посевную и уборочную, маме приходилось пасти колхозных коров, а младших детей брать с собой.
– Пастбище было за шесть километров от деревни. Однажды я там потеряла Тамару. Кричала-кричала, она не откликается. Пришла домой, рассказала матери. Та – в слезы. К счастью, Тамара вернулась сама. Совсем ведь еще она маленькая была, но, увидев, как с пастбища идут соседские коровы, сообразила, что они могут привести ее в деревню.
В тот год, когда отца забрали на фронт, моя мама пошла в первый класс: раньше в школу принимали с восьми лет. Однако окончить школу ей не удалось. После третьего класса мать сказала ей: «Рая, я всех вас выучить не смогу, придется тебе идти работать». И в 12 лет маме пришлось пойти работать няней в детском саду и стать кормилицей в семье. В колхозе никто никогда денег не видел, платили только зерном за трудодни, зато в детском саду хоть какие-то деньги можно было заработать. Мамины сестры и брат окончили школу, получили профессию, младшая Римма даже выучилась в пединституте. А вот мама так всю жизнь и прожила с тремя классами образования. Потому что не закончилась война за два месяца, как думали деревенские мужики…
Галина ГАЕВА
Оставьте первый комментарий для "Детство закончилось скоро"