Трех моих близких коснулась Великая Отечественная война: маму, отца и дядю. Был еще брат отца, который погиб в первые дни войны, Юрий, но о нем нет никаких сведений, только похоронка: погиб в разведроте.
Папа на фронте не был по возрасту, он окончил в 1942-м железнодорожный техникум и был направлен инженером-строителем железной дороги в Воркуту. Ему там тоже досталось, один раз чуть не убили. Он, как обычно, пришел на строящийся мост через речку Ираёль, привычно раздал работающим зэкам полпачки «Казбека» и вдруг увидел опилыши досок. Они использовались для создания опалубки при заливке бетона на мостах над маленькими речками.
Батя пошел вниз проверить, насколько прочно стоит опалубка. И тут сверху, с моста, на него полетели кирки, лопаты, топоры. Не помня себя, он добрался до барака, куда был поселен, и отключился. Наутро обнаружил на лице полусантиметровую седую щетину. Вот так, у каждого своя война. Чуть позже папа поступил в школу КГБ и всю жизнь проработал в этой конторе, как ее называли. Умер в 1981-м в должности заместителя начальника отдела, в чине подполковника.
Мама в июне 1941-го гуляла с одноклассниками по родному Грязовцу, когда по радио прозвучали зловещие слова. И они, свежеиспеченные выпускники, дружно ринулись в военкомат. Но по возрасту не подошли. Тогда мама с подружками устроилась на курсы медсестер, чтобы попасть на фронт, но в итоге попала в медсанбат в Ярославле. А с фронта в это время как раз начали поступать раненые. Сколько окровавленных бинтов и грязного исподнего ей пришлось перестирать! Один боец ей даже красивую открытку нарисовал, написав на обороте: «Сестричке Верочке спасибо за салол». Было такое лекарство от поноса. Питались-то воины не очень хорошо, ну и расстройства случались часто. Еще мама нередко вспоминала, как в 1942 году к ним привозили обмороженных блокадников, у многих просто отламывались пальцы рук и ног.
Потом мама поступила в специальную радиошколу службы ВНОС (Войска воздушного наблюдения, обнаружения и связи). Сейчас это называется ПВО. Задача бойцов была непростой: выкопать яму в полный рост, сесть туда с рацией и наблюдать за небом, по звуку и по силуэту определять, какой самолет (наш – не наш), какого типа и направление полета – и докладывать в штаб. Яма – это для того, чтобы звуки с поверхности не мешали слышать и видеть только небо.
Мама говорила, что порой, когда звук самолета усиливался, становилось так страшно, что она, чтобы заглушить страх, начинала бормотать стихи.
Победу мама встретила в Потсдаме, совсем недалеко от рейхсканцелярии. «А я и не жалею, что не побывала в Берлине, так уже домой хотелось!» В Грязовце мама узнала, что из 11 мальчишек из класса в живых остались всего двое.
Мама прожила не то чтобы яркую, но добрую и светлую жизнь. Она много лет проработала секретарем интинского горисполкома. Сделала много добра людям, совсем ей не знакомым. Просто человеческое отношение к людям было у нее в душе. И многие интинцы ее помнят до сих пор. После выхода мамы на пенсию мы переехали в Сыктывкар, но наши двери были открыты всегда, и не только для интинцев. В 1985 году маму наградили орденом Великой Отечественной войны II степени.
А дядька Ванька, как мы его любовно называли, прошел войну после школы лейтенантов, был командиром роты. При штурме Пулковских высот был тяжело ранен – мина прилетела, всю спину разорвало. Мы потом в бане оставшийся осколок, когда ему «терли спинку», обходили мочалкой, он смеялся, мол, все уже позади. Он вообще был героический человек! Представьте себе: после войны, недалеко от того же Пулкова, на руинах поселка подобрать материалы и построить дом, чтобы перевезти в него из-под Вологды маму, нашу любимую бабушку Марию Семеновну. Работал он мастером офсетной печати в ЛФОП в Питере, на Обводном канале. И всю свою оставшуюся жизнь я буду благодарен моим маме, папе и дядьке за то, что я есть. И мир есть!
Александр ВИНОГРАДОВ
Фото Артура АРТЕЕВА
Оставьте первый комментарий для "Сестричка Верочка"