На карте Республики Коми есть деревни и поселки, история которых уже практически подошла к концу. И все меньше остается свидетелей, которые могут что-то рассказать о том, как строились эти поселения, как жили и умирали. В одном из таких населенных пунктов побывал журналист «Республики», а его экскурсоводом стали Анна Михайлова и Геннадий Мартюшев, чьи судьбы связаны с историей построенного в годы коллективизации поселка Усть-Воя, в котором сегодня проживает всего восемь человек.
Жизнь с нуля
Анна Александровна называет не только год, но даже день, когда к берегу Печоры, у маленькой в шесть домов деревушки Пиня-из причалили баржи, битком набитые раскулаченными крестьянами из Архангельской и Вологодской областей. Было это 26 июля 1931 года. Родилась она на пять лет позже этих событий, но историю эту поведали ей ее родители и дед с бабкой, которых вместе с другими такими же мучениками высадили тогда на берег, дали в руки топоры и лопаты: мол стройте себе жилье сами – кто выживет, тот выживет.
Первые ночи многие, кому не досталось места в избах местных крестьян, спали прямо на берегу, под открытым небом. Но скоро построили первый барак, в котором можно было укрыться от холода и беспощадного гнуса. Всех крепких мужчин и женщин оставили в Усть-Вое (так назвали поселение, стоящее в устье речушки Вои) строить жилье, а немощных стариков и детей увезли в соседнюю деревню Щугор. Там были старые купеческие склады, где они ночевали на рассыпанном на полу сене.
Смекалистые деревенские мужики с минимумом инструментов возводили поселок, валили лес, отесывали его и распиливали вдоль специальной длинной пилой. В окрестностях нашли глину, из которой делали кирпич и клали из него печи. Обнаружили и желтую глину, которой обмазывали стены домов. На Вое поставили плотину для электростанции. Построили деревообрабатывающий цех, где начали делать необходимую для жизни мебель. Как рассказывали Анне Михайловой ее родители, к зиме уже много чего было понастроено, хотя все равно жилья всем не хватало. Первый частный бревенчатый дом построил ее дед. Фотография этого дома начала 30-х годов до сих пор хранится в домашнем архиве Михайловых.
В первый же год была построена двухэтажная школа. Правда, первые три года, пока там не хватало жилья там жили люди. Строили в основном четырехквартирные дома барачного типа, где поначалу в каждой квартире жили по две семьи.
Голод и болезни буквально косили людей, о чем свидетельствуют братские захоронения на старом местном кладбище. Людей умирало так много, что каждому не успевали рыть отдельные могилы и хоронили в общих. Сейчас на месте старого кладбища установлен крест в память о тех, кто погиб здесь в годы сталинских репрессий. В первые же годы была построена больница, где лечили и принимали роды. Немного позже ее пришлось достраивать и расширять, потому что в больницу стали приезжать жители соседних деревень.
Хорошо запомнили основатели поселка имя репрессированного врача-поляка, благодаря которому удалось победить вспыхнувшую среди переселенцев в первый же год эпидемию сыпного тифа. Звали его Стефан Казановский. Говорят, за то, что он сумел многих вырвать из лап смерти и остановить эпидемию, власти дали ему свободу. Из каких краев он был, сейчас никто уже не помнит. Рассказывают, что после реабилитации он уехал на родину, но оказалось, что там уже нет ни его дома, ни близких. Врач вернулся обратно в Коми и вместе с женой Марией – уроженкой Украины – обосновался в Печоре, где и прожил всю жизнь.
История Робинзона Петухова
В Усть-Вое мать Анны Михайловой познакомилась с ее отцом – Александром Раскумандриным и вышла за него замуж. В 1936 году, когда спецпереселенцев уравняли в правах с местным населением, отец Анны Михайловой был назначен председателем местного колхоза, который возглавлял до ухода на фронт. К началу войны поселок уже жил полной жизнью. За эти годы была построена точильная фабрика и фабричный поселок, где жили ее работники, а также поселок Усть-Воя, где в основном жили работники колхоза. В Усть-Вое был детский сад, школа, больница, магазин. От фабрики до берега Печоры построили узкоколейку, по которой женщины-работницы фабрики гоняли вагонетки с продукцией точильной фабрики. На берегу стоял склад, и, когда весной река открывалась, продукцию точильной фабрики отправляли по реке на продажу.
До войны в семье Раскумандриных родилось трое детей. В 1943 году отец после ранения приезжал в отпуск с фронта. Спустя время после его отъезда родился четвертый ребенок – младший брат Анны Михайловой. Мать так и воспитывала четверых детей одна: отец с фронта не вернулся – погиб в 1944-м в боях под Подольском. Слушая рассказы Анны Михайловой, понимаешь, что человек даже в самые тяжелые времена стремится получить хоть немного радости. И в тех суровых условиях люди продолжали верить в лучшее: влюблялись, женились и даже пели, плясали и устраивали посиделки с рассказами. В первую зиму в доме, который дед построил для своей семьи, жили 16 человек: людям еще не хватало жилья. Старики спали по лавкам вдоль стен, а молодые – на полу. Дед Анны еще на барже по дороге в Усть-Вою познакомился и подружился с бывшим белогвардейцем по фамилии Куприянов. Имени его собеседница «Республики» не запомнила. Был этот Куприянов человеком образованным, начитанным и вечерами, после тяжелых трудов, развлекал своих товарищей пересказом прочитанных книг. Рассказчик он был прекрасный, люди слушали его, раскрыв рты.
– У друга моего отца дяди Лени Петухова был сын Робка – мой одноклассник. Мы никогда не интересовались, как звучит его полное имя. Ну, Робка и Робка: мало ли у нас в поселке немцев Робертов. Наверное, он тоже Роберт. И только когда нам выдавали аттестаты об окончании семилетки, я узнала, что зовут его Робинзон. Придя домой, рассказала бабушке, какое смешное у Робки полное имя. А та мне говорит: «Это в нашей избе он свое имя-то получил».
Оказалось, отец Робки был страстным любителем рассказов в исполнении Куприянова. Вечерами он приходил в дом, где тот пересказывал очередной роман, и слушал, пока рассказчик не засыпал. Жизнь Робинзона Крузо произвела на всех огромное впечатление. Молодая жена Лени Петухова приходила за припозднившимся в гостях мужем, звала его ночевать домой. «Подожди. Дослушаю и приду», – отвечал тот. Когда приключения Робинзона Крузо подошли к концу, Леня мечтательно вздохнул: «Сын родится – обязательно Робинзоном назову». И назвал. Как сложилась после окончания школы судьба усть-войского Робинзона, Анна Михайлова не знает. Уехал, говорит, куда-то.
Как немца спасли от гангрены
Население Усть-Вои было многонациональным. Но никогда никаких конфликтов на национальной почве между его жителями не происходило. Отношение к здешним немцам, которые были сосланы сюда вместе со всеми, было дружеское даже в годы войны. История, рассказанная Геннадием Мартюшевым, яркое свидетельство тому, что даже в глухой коми деревне люди понимали, что война – трагедия не только для русского, но и для немецкого народа.
В годы войны Геннадий Мартюшев жил в деревне Щугор, недалеко от Усть-Вои, а в школьном возрасте жил в Усть-Войском интернате и учился в местной школе. Сейчас он уже не может с точностью вспомнить, было это в 1945 или в 1944 году. Человек двести пленных немецких солдат зимой гнали по этапу на шахту в Кырту. Один молодой немец шел в легких ботинках, совершенно не пригодных для суровых северных зим. Когда пленных остановили в Щугоре на ночевку, одна из местных бабушек упросила конвоира оставить парня на лечение, так как ноги у него были отморожены настолько, что вот-вот могла начаться гангрена. Немца оставили, поскольку он все равно не мог идти дальше. Случилось чудо: местная знахарка вылечила пленному ноги.
– Помню, длинный такой был немец. И по-коми – ни бельмеса, а мы по-немецки – ни бельмеса, – вспоминает Геннадий Мартюшев. – Попал он к нам в деревню в марте, а в мае за ним уже вернулись конвоиры. Так вот за три месяца пребывания в селе немец выучился чисто разговаривать по-коми и очень неплохо общался с местным населением. Самое интересное, что в деревне многие мужики сложили головы на войне с немцами, но ни у кого из наших женщин не было ни малейшей ненависти к этому пленному немцу. Все воспринимали его как страдальца.
Пленному нравилось возиться с мальчишками, вспоминает рассказчик, мастерить им самолетики, танки и оружие из дерева. Через три месяца конвоир вернулся за ним и забрал в зону. А еще через пару лет, когда партия освобожденных пленных проезжала на судне мимо их села, спасенный простой коми женщиной немец не смог уехать, не поблагодарив свою спасительницу и всех людей, которые поддерживали его в то трудное время. Он высадился в этом селе, чтобы попрощаться со ставшими ему близкими людьми, и несколько дней гостил в Щугоре. Говорят, уехав в Германию, он еще какое-то время писал письма женщине, спасшей ему жизнь.
Расцвет и закат Усть-Вои
После окончания семилетки Анна Михайлова поступила в сыктывкарское педучилище, которое окончила на отлично. Краснодипломники имели право выбирать, в какой район им ехать на работу. Анна выбрала Усть-Вою.
– Маме там трудно было жить одной, а сельским учителям бесплатно привозили дрова и вообще были льготы разные. Поэтому я не раздумывала, возвращаться ли мне домой, – рассказала женщина.
В первый год работы в школе Анна Михайлова преподавала не только в начальных классах, но даже вела труды, учила столярному делу мальчишек и домоводству девчонок. Вспоминает, что детей тогда было много: в классе бывало по тридцать человек. Учились в Усть-Вое ребята и из соседних поселков и деревень. Жили они в местном интернате. И вообще, Усть-Воя в 60-е годы была очень «продвинутым» поселком. Там даже был открыт техникум, где готовили столяров, овощеводов, счетоводов и бухгалтеров. А в местной больнице начинал свою врачебную практику известный во всей Коми республике нейрохирург Владимир Веселов.
С мужем Александром Михайловым собеседница тоже познакомилась в Усть-Вое. Он приехал туда по комсомольской путевке от треста «Русские самоцветы» на точильную фабрику. Через несколько лет после его приезда фабрика была признана нерентабельной и закрыта. Оттуда из Вои Александра забрали в армию. Анна провожала его уже как невеста. Когда Александр приехал в отпуск, они поженились. Молодая жена с нетерпением ждала мужа из армии.
– Я как сейчас, помню: у нас был педсовет, окна открыты, а у пекарни напротив на столбе по громкоговорителю объявили, что в связи с Карибским кризисом солдатам, которые должны были демобилизоваться, продлили службу в армии на целый год, – вспоминает женщина. – Я сижу молча, а слезы ручьем текут. Директор всех учителей отпустила на перерыв. Меня уговорили, утерли, умыли, и педсовет продолжился. Я была очень благодарна своим коллегам за поддержку.
Из армии молодой муж Анны Михайловой вернулся с новым баяном, который купил по дороге домой. Его погибший на фронте отец тоже был баянистом, и сын, видимо, от отца перенял любовь к инструменту: еще в детстве начал осваивать баянные кнопочки. «Анка, какой мужик тебе достался. И видный, да еще и баянист», – восхищались подруги. Когда точильная фабрика закрылась, директор местной школы уговорила Александра работать учителем музыки в школе. И он согласился. Так и учительствовали вместе с женой.
В 1977 году Усть-Войский сельсовет был перенесен в соседний поселок лесозаготовителей Усть-Соплеск. Многие усть-войцы тоже начали переезжать туда: в поселке вечерами стали отключать свет, началась оптимизация. А в годы перестройки Усть-Воя и вовсе почти обезлюдела. Сегодня там живут всего восемь человек и частым гостем здесь бывает хозяин тайги – медведь, который может запросто среди бела дня забрести во двор. И уже трудно поверить, что когда-то сотни и тысячи невинно осужденных людей на голом месте строили здесь новую жизнь, вновь обретали веру в счастье, пустили здесь корни и даже полюбили землю своего изгнания. Но новые времена вновь с корнем вырвали отсюда потомков бывших переселенцев, и для бывших жителей этих мест Усть-Воя осталась только в памяти.
Галина ГАЕВА
Фото автора
Прадед моей жены был сослан в это место с женой и тремя маленькими девочками. И за что? За то, что трудился на земле, как вол. Умер на послении. Двоим детям удалось выжить.