Марк Санин: «Реконструкция – это живое познание истории»

Ухтинец Марк Санин воссоздал полевую операционную времен Великой Отечественной войны. Военно-исторической реконструкцией он увлечен со школьных лет. Сейчас он учится в Сыктывкарском госуниверситете на радиофизика, в альма-матер его во всем поддерживают, помогая в сборе экспонатов и организации выставок.

В коллекции Марка сотни экспонатов, причем большая часть из них – медицинское и хирургическое оборудование. Реконструкция военно-полевой медицины требует больших знаний и тщательного подбора аутентичных вещей и инструментов. О сложностях в поиске экспонатов, «живых» выставках, планах и мечтах Марк Санин рассказал в интервью «Республике».

– Как возникло желание заниматься реконструкцией?

– В школе учился в кадетском классе. Как-то готовил открытый урок для учеников младших классов, посвященный 75-летию Сталинградской битвы. Решил, что просто презентация с голым текстом не будет ребятам очень интересна. Поэтому дополнил урок экспонатами, которые у меня уже были и которые смог найти у представителей местного казачества и в школьных архивах. В итоге получилась довольно большая выставка.

После этой выставки увидел, что экспонатов на медицинскую тему много, начал развивать это направление. Увлекся. Стал изучать воспоминания фронтовых медиков, материалы учебников полевой хирургии тех лет. Поначалу демонстрировал перевязочный пункт, а позже он разросся до операционной. Сейчас это полноценная крытая выставка, место действия, куда входят перевязочный пункт, операционная и зона обслуживания работы операционной, где хирург готовится к операции.

– Посетители выставки видят, как использовали те или иные инструменты?

– Стараюсь все передать максимально достоверно. Например, стерильная зона окроплена искусственной кровью, которая делается из химических реагентов. Все должно быть максимально реалистично. Рядом всегда держим нашатырь. Были случаи, когда людям становилось плохо. Если такое происходит, то отводим их в сторонку и приводим в порядок. Каждый раз думаю над сценарием, приглашаю школьников и студентов на роли младшего медперсонала и врачей. Чаще всего медикам говорится, какие повреждения есть у условного пациента, и они отыгрывают те или иные манипуляции. Это извлечение инородных тел, например, пуль или осколков, ампутации. Отдельно ставится перевязочная, где также у ребят свои роли.

– А где обычно проходят ваши выставки?

– У нас не только отдельные выставки, мы со студентами также выезжаем и участвуем в масштабных военно-исторических реконструкциях. Например, зимой в Усть-Цилемском районе воссоздали героический бой за Ступинскую высоту под Великими Луками. В 1942-м эту высоту героически взяли бойцы 28-й Невельской дивизии, в частях которой было много уроженцев Коми. Наша операционная была там активно задействована. Мы принимали раненых, которых с поля боя подвозили санинструкторы на конной упряжи. Студенты отыгрывали медиков, а я в зимнем тулупе по полю бегал в роли политрука. А так выставки проходили в Ухте, в разных частях Сыктывкарского госуниверситета, один раз в школе №18. От школы нам предоставили транспорт, это важно, потому что один только операционный стол весит больше 90 килограммов.

– Стол военного времени?

– Произведен он позже, но по ГОСТу того времени, то есть в Великую Отечественную войну такие столы использовали.

– Как вообще удается находить столь редкие экспонаты?

– Стол приобрел на складе госрезерва. По причине неактуальности тех или иных предметов периодически проходят такие распродажи. Надо только вовремя отследить информацию. СОП – стол операционный полевой 1958 года производства. Три года я искал такой стол. Его можно раскладывать как под пациента в сидячем положении, так и для акушерских потребностей.

Также вещи приобретаются на всем известных интернет-ресурсах, на блошиных рынках. Многие продавцы даже сами не знают, что продают. Они просто приносят, высыпают. Зная примерно, что тебе может понадобиться, ты начинаешь это выискивать. Подходишь иногда к продавцу и спрашиваешь: «А что это такое?» Он говорит, что не знает. Я вижу, что этот предмет из медицины, приобретаю и уже после этого начинаю выяснять, что это такое, узнаю способ применения и так далее.

Не люблю покупать предмет ради предмета, чтобы он просто был на выставке. Мне обязательно надо знать, что это и как это применяется, в какой области.

– Наверняка это интересные поиски. Редкие находки попадаются?

– Да, бывает такое. Иногда случайно натыкаешься на что-то особенно ценное. Чаще всего такие редкие вещи ценны в информативном плане. Находишь какую-нибудь мелочь, начинаешь исследовать, узнаешь, почему и как пришли к ее изобретению и использованию. Например, индивидуальные перевязочные пакеты (ИПП). Они выдавались обязательно каждому бойцу, к тому же были и в санитарных сумках. У меня имеются ИПП трех образцов. Первый дошел аж до двухтысячных годов. Его упаковка сделана из прорезиненной ткани, она дает возможность герметизировать ранение и перекрывать от внешних факторов.

Второй формат более ранний – там упаковка просто тканевая. Еще более ранний вариант – вообще бумажная упаковка. Во времена Великой Отечественной использовались все три варианта, их производили на разных заводах. Один из самых редких у меня – это ИПП 1942 года. Нашел его вообще случайно, на каком-то развале в Самаре. Просто увидел сверток, на нем был штамп 42 года, причем он был такой затертый, его было плохо видно. Выкупил его по совсем смешной цене. Начал интересоваться, оказалось, это как раз ИПП.

– Сейчас активно используются турникеты (тактические жгуты). Тогда их, наверное, еще не было?

– Не было, даже не было полноценного жгута. Тот же жгут Эсмарха появился уже после войны. В начале войны жгут был еще царского формата с металлической цепочкой. Они были очень хрупкие и лопались часто. Поэтому перешли на жгуты, по сути, из простой резиновой трубки.

– А были ли в те годы бронежилеты?

– Была кираса. Кираса цеплялась на одном плече и за счет своей балансировки держалась на корпусе, полностью закрывала грудь и спину, у нее имелся возвышающийся ворот и напашник. Их использовали штурмовые группы для ведения городских боев. Советский Союз, кстати, одним из первых обратился к личной бронезащите.

– В Усть-Цилемском районе вы участвовали в масштабной реконструкции. Насколько там развито это направление?

– В селе Коровий Ручей Усть-Цилемского района есть кадетская школа. В этой школе таким способом прививают патриотизм и знания истории детям. Один-два раза в год они проводят вот такие зимние реконструкции. Именно зимние, потому что в зимнюю форму одеть солдат намного дешевле, чем в летнюю.

– Интересно, каков разброс цен?

– Чтобы одеть человека в летнюю солдатскую форму, даже без оружия, придется потратить тысяч десять рублей. Это если мы говорим о советском солдате. Если о немецком, то там вообще за пятьдесят тысяч самый бюджетный комплект формы переваливает. А зимой намного проще: белые маскхалаты, тулупы. Сейчас опять готовлюсь к очередной зимней реконструкции, которая пройдет в Усть-Цилемском районе, и ищу на студентов тулупы, валенки. У меня уже собрано шесть комплектов, чтобы шестерых точно вывезти как офицерский состав.

– Насколько вам важна достоверность? Например, чтобы роли медиков играли именно студенты профильных учебных заведений.

– Каждый раз люди разные. Конечно, те, кто учится по медицинскому направлению, могут более аутентично отыгрывать, но это не принципиально. Приглашаю всех, в том числе и студентов-медиков.

– Охотно соглашаются?

– Если у них нет сильной занятости по учебе, то охотно участвуют.

– Не хотели пойти на медицинский?

– Этот вариант сразу отбросил, так как у меня нет таланта к химии. Выбрал радиофизику, потому что мне была близка пайка и сборка чего-либо руками. Специалисты по этому направлению сейчас на заводах и предприятиях востребованы.

– Есть желание профессионально заниматься реконструкцией?

– Не знаю, насколько это хорошо, чтобы хобби переходило в работу. Да, мне это нравится, но пока не вижу, куда можно развиваться в этом направлении. Я все-таки придерживаюсь мнения, что должна быть выставка, экспонаты которой можно потрогать, прикоснувшись к истории, зайти в эти палатки, а не смотреть из-за прилавка.

– Если говорить о достоверности самих экспонатов и формы, то насколько принципиально, чтобы каждая пуговичка относилась именно к той эпохе?

– Есть несколько форматов. Первый – это визуальная реконструкция. Тут не важны даты, важно, чтобы визуально все соответствовало. Если речь идет о сопоставлении с датами, грубо говоря, с годами выпуска тех или иных деталей формы, то такой комплект формы будет очень дорогим, и его нужно уже только под стекло.

У меня по большей части именно визуальная реконструкция. Вещей, которые реально использовались в то время в госпиталях, у меня нет. Такие вещи имеют большую цену и их хранят в музеях, а мне важно, чтобы люди могли сами все потрогать. Чтобы все было настолько достоверно, насколько возможно, ищу документы, которые помогут изготовить внешнее обмундирование, смотрю, как это должно выглядеть, размеры и так далее.

– Это же очень сложно, потому что форма менялась.

– Форма менялась кардинально два раза. Еще до войны в 1935-м, а потом в ходе войны появилась форма образца 1943 года. Тогда ввели погоны. Помимо этого, полностью изменился крой гимнастерки, ватника, галифе. Это были значимые изменения. А так, если говорить о деталях, то они постоянно менялись.

– Отследить каждую деталь важно?

– Отследить можно, но тут вопрос в том, какую мы эпоху реконструируем и в каком формате.

– Что вообще для вас историческая реконструкция?

– Это живое познание истории и способ через себя пропустить то, что чувствовали люди в те далекие годы.

– Желание погрузиться в другие эпохи есть, может быть, в Средние века?

– Есть интерес к Первой мировой войне, но возможности погрузиться в реконструкцию этого периода пока не имею, так как ценовой порог слишком высок.

– Аутентичные вещи того времени реально найти?

– Все новодел. Вопрос даже не в этом, а в том, что мало кто этот новодел может произвести. Я находил формуляры, описывающие, как сшить ту или иную вещь, но не во всех ателье за такую работу возьмутся, так как там мерки еще царских времен, «переводить» их в современные тяжело.

– А что в ближайших планах?

– Хочу развить выставку в целый полевой лагерь. То есть это должны быть операционная и точки снабжения. Чтобы человек попадал в целую локацию, а не просто бы стоял возле одной точки. Для этого требуются костюмы, снаряжение и вооружение.

Ярослав СЕВРУК

Фото предоставлено Марком Саниным