Война и мир Екатерины Волосковой

Узница финского концлагеря рассказывает о страшных годах в неволе

Маленькие узники концентрационных лагерей – заложники войны, дети без детства, лишенные родительской ласки и беззаботности, ставшие жертвами бесчеловечности и преступлений, но сохранившие свободу духа и веру в будущее.

В память о Великой Победе «Республика» публикует воспоминания бывшей малолетней узницы Карельского концентрационного лагеря Екатерины Волосковой (Хабаровой), заботливо записанные ее дочерью Еленой Соколовой (Волосковой). Героиня этой статьи выжила в годы войны в концентрационном лагере Карелии и посвятила всю свою жизнь педагогике, поработав в заполярной Воркуте 25 лет.

Катя Хабарова родилась в деревне Бухова Гора Ленинградской области 3 декабря 1934 года. Мать ее была простой крестьянкой, отец занимал должность председателя сельского совета.

– Как только началась война, папу сразу призвали в армию. Мы всей семьей его провожали: мама, два моих старших брата Миша с Витей и я. Мы шли по дороге через кладбище, где была похоронена наша бабушка, папа нес меня на плечах. Помню, как он подошел поклониться могилке. Дошли до пристани в селе Мятусово. Дальше нас, детей, не взяли, а мама поехала провожать отца до районного центра. Это город Подпорожье Ленинградской области. После этого дня я своих родителей больше не видела, – вспоминает рассказчица.

Позже стало известно, что мама Кати, Серафима Хабарова, после проводов мужа на фронт заболела, ее направили в Ленинград с воинским эшелоном. С тех пор никто из родственников о ней ничего не смог узнать, женщина пропала без вести в блокадном Ленинграде.

На отца, Ивана Хабарова, похоронка пришла в мае 1943 года.

– Проводив папу, потеряв маму, я осталась с братьями Мишей и Витей под присмотром тети Паши (Прасковьи Демидовой), папиной сестры, у которой был хромой с рождения сын-инвалид Женя, – говорит Екатерина Волоскова.

Вскоре Ленинградскую область, в том числе деревню Бухова Гора, заняли финны. Все жители спрятались в лесу. С августа и до начала октября 1941 года они жили вначале в шалашах, потом в землянках.

– Хоть и далеко было, но все равно многие взрослые ходили в деревню за продуктами. В один из осенних дней к нам пришел человек и сказал, чтобы мы возвращались в свои дома, обещал, что нас никто не тронет. Люди ему поверили, вернулись, но, как выяснилось, ненадолго. Кто-то случайно или нарочно поджег конюшню, и после этого всех деревенских повезли из родных мест. В тот декабрьский день утром шел снег. Появились вооруженные солдаты и переводчик. Они велели взять вещи и идти в соседнее село. Деревенские жители резали скот, закапывали в землю добро. Собирались и мы. На санки уложили какой-то скарб и еду. Когда добрались до соседнего села, увидели много народа. В несколько конных саней посадили самых маленьких детишек, и все двинулись на железнодорожную станцию. Там всех погрузили в товарные вагоны и повезли. До Петрозаводска ехали в битком набитых вагонах трое суток. Сейчас поезд проходит этот путь всего за семь часов. Возле Петрозаводска был устроен концентрационный лагерь. За колючей проволокой мы и оказались 10 декабря 1941 года, – вспоминает Екатерина Ивановна.

Оккупационная политика финских властей предполагала следующее: родственные финнам народы – ингерманландцы, карелы, вепсы – должны были остаться на территории своего проживания и стать гражданами Финляндии. Неродственные финнам народы должны были быть высланы после войны с территории Финляндии как иммигранты. А пока они в числе других «неблагонадежных» содержались в так называемых пересыльных пунктах, концентрационных лагерях.

– Семьи финны разлучать не стали. В бараке нам отвели крохотную каморку с грубо сколоченным столом и нарами. В ней стали жить тетя Паша с сыном Женей, двое моих братьев (16-летний Миша, 11-летний Витя) и я. Взрослых гоняли на работу. Кормили очень плохо (черпак баланды без хлеба). Лишь трудоспособное население лагеря получало крохотную пайку. Нас постоянно мучил голод. От него и цинги мы пухли и болели. Выжили благодаря тете Паше. Она работала в столовой посудомойкой и приносила нам в бидончике объедки. Тетя жестко, почти насильно заставляла нас пить тюлений жир, чтобы мы не умерли с голоду. Где она его доставала, так и осталось невероятной, непостижимой лагерной тайной.

Голод толкал на отчаянные поступки. Несмотря на охрану и вышки, с которых могли открыть огонь, мальчишки умудрялись пролезть под проволокой на волю. Там они воровали съестное у расквартированных финнов.

– Занимался этим и Витя, – продолжает рассказ героиня статьи. – Однажды он попался. Тетю Пашу заставили избить собственного племянника, причем изо всех сил. Иначе могли убить. Я помню, как Витя кричал: «Тетя Паша, бей меня, не жалей, а то нас всех убьют». Мальчишки брали и меня попрошайничать. Я помню эту десятки раз исковерканную фразу: «Дяденька, анна лейпи, анна лейпи (дайте хлеба)». Кто-то из охранников давал хлеба, а кто-то со смехом стрелял под ноги.

В лагере Катя научилась читать, писать и считать. Начальной грамоте обучил двоюродный брат Женя. Его на работы не брали (по инвалидности), вот он и занимался сестренкой. Еще до войны он поступил в педучилище, после освобождения окончил учебу и работал учителем, а затем директором школы железнодорожного района Ленинградской области.

– А вот Миша не дожил до освобождения. На работах его толкнули, и он сильно ударился. Долго после этого хворал. Умирал на моих глазах, когда в комнате никого, кроме нас, не было. Миша уговаривал меня, чтобы я не боялась. Когда Миша перестал дышать, я села в уголочек, сжавшись комочком, и так сидела, пока не пришла тетя Паша, – с грустью рассказывает женщина.

Видела малолетняя узница и то, как финны расстреливали партизана. Враги заставляли его стоять с поднятыми руками, а он их все время опускал. Помнит она и то, как люди в лагере страдали от тифа. У тех, кто переболел, финны для медицинских экспериментов брали кровь.

А еще о «финской бане», в которую загоняли всех вместе: и детей, и взрослых, и женщин, и мужчин. Железную печку раскаляли до красна. Нагоняли пару, а холодной воды не давали. Всех детей укладывали на пол дышать в щели, откуда поступал хоть какой-то воздух. Женщины и девочки постарше стояли в одном углу, а мальчики и мужчины в другом. Старшие прикрывали собой молодых. Часто такую баню люди не выдерживали. Обычными были обмороки с летальным исходом.

– В 1944 году пришло освобождение. Лишь один день до него не дожила тетя Паша, эта добрая и сострадательная женщина, которой мы обязаны жизнью. Я даже не знаю, где их с Мишей похоронили, – говорит Екатерина Волоскова.

Еще весной обитатели лагеря почувствовали, что дела у оккупантов идут плохо. В небе часто появлялись наши самолеты. Они сбрасывали листовки. Подбирать их узникам запрещалось, но люди все равно их читали. В листовках командование Красной армии обращалось к вражеским солдатам и просило их не трогать мирное население. Засуетились финны, готовясь к отъезду. Взорвали водокачку и железнодорожный мост. Спешно грузились и уезжали.

– 29 июня 1944 года мне запомнилось ярче, чем День Победы. Нас освободили! Кругом шум, радость, слезы, объятия. Закончились страшные годы в пятом концентрационном лагере Петрозаводска. После смерти тети Паши и освободительного, победного волнения в лагере мы с братьями на какое-то время потеряли друг друга из вида. Две недели я нянчила детей в одной карельской семье. Вернулась из эвакуации мамина сестра Ольга Афанасьевна Орловская. Ее семья взяла меня к себе. С ними жила моя бабушка Афимья Агафоновна Кононова. Жили мы на территории того же лагеря, только колючая проволока была убрана да дома немного благоустроены. На 18 квадратных метрах нас ютилось шесть человек. Дядя Толя Орловский работал электросварщиком на железной дороге, а тетя Оля стрелочницей. Нам, бывшим детям-узникам, давали талоны на обед. Помню, как проходили такие обеды. Сидим с дядей в столовой, он следит, чтобы я все съедала, а рядом ходят другие голодные дети и просят: «Дай хомочек». Украдкой от дяди я делилась своей порцией хлеба.

Осенью 1946 года девочка пошла в первый класс, ей было уже 11 лет. Первый и второй классы училась в железнодорожной школе Петрозаводска.

– Очень любила свою первую учительницу Софью Ивановну Благовещенскую. Никогда не забуду, как она встретила первоклашек в первый день учебы… На парте у каждого ученика лежал кусочек черного хлеба с конфеткой «Дунькина радость». Слабенькие и тихие первоклашки, увидев такое «царское» угощение, заулыбались, повеселели, радостно настроились на свои первые школьные занятия, – вспоминает Екатерина Ивановна. – 1946-1947 послевоенные годы были очень тяжелыми. В семье у Орловских рождались дети, их было уже пятеро. Да взрослых трое, да я. Соседи научили меня попросить тетю Олю обратиться в детский дом. Так я и сделала. Было много слез, прежде чем тетя Оля согласилась отвести меня в детский дом.

Следующие десять лет жизни Кати Хабаровой прошли под неустанной заботой учителей и воспитателей детского дома и педагогического училища. Она с теплотой вспоминает время, проведенное с этими замечательными людьми:

– Я оказалась в детском доме (для девочек) в августе 1946 года. Нас, детей войны, было около 360 девочек, воспитанниц Куркийокского детского дома, живших в карельском городе Лахденпохья. Из детдомовской жизни помню многое. Бывало, дежуришь по кухне, надо на 360 человек развесить пайки хлеба по 100 граммов. Наш директор Петр Александрович Таланпойко, инвалид войны (у него не было одной ноги, ходил на протезе), придет и проверяет на вес пайки хлеба. Дежурить доверялось старшим девочкам, самым ответственным. Какой был соблазн взять отпавшую крошку и скушать. От этого удерживала только совесть.

В послевоенные годы трудно было приобрести одежду и обувь. Бывало, одна пара ботинок принадлежала сразу двум воспитанницам.

– После школы бежишь, торопишься, чтобы подруга успела надеть ботинки и не опоздать в школу во вторую смену. Помню, как во время перерывов между экзаменами в 6 классе воспитательница Дина Андреевна Мартьянова учила нас, как правильно стирать носки, встречать гостей, накрывать на стол, устраивать домашний быт. За все эти домашние премудрости я очень благодарна воспитательнице. Детдомовские девочки были активными участницами художественной самодеятельности. Часто выезжали на республиканские конкурсы и фестивали, занимали призовые места, – делится воспоминаниями Екатерина Волоскова.

Девочки были очень дружны и никогда не давали себя в обиду. Характер у многих формировался сильным, волевым. Дети всегда помнили, что жизнью обязаны погибшим на войне отцам. Большинство девочек приобрели хорошие профессии, нашли свой путь в жизни. Многие стали учителями, врачами, экономистами. Их наклонности к той или иной профессии подмечали детдомовские учителя. Директор Петр Таланпойко в свое время отметил у Кати Хабаровой умение ладить с младшими девочками, ее общительность и организаторские способности. Именно он посоветовал ей выбрать педагогическую профессию.

– Для меня выбор профессии учителя – это своего рода возвращение долга тем людям, которые заменили мне родных и посвятили себя воспитанию и образованию сирот, – пояснила учительница.

По окончании педагогического училища в 1956 году Катя Хабарова поехала работать пионервожатой в детский дом Куркийокского района по комсомольской путевке.

Работы не боялась, быстро находила общий язык с детдомовцами, которые с желанием откликались на все интересные дела: спортивные, туристические, творческие. Екатерина получила жилье, комнату на двоих с подругой – учительницей Верой Макаровой.

– Вначале зарплата была 40 рублей. Купишь, бывало, с Верой подушечек сладких к чаю да макарон, вот и все. Только через три года, откладывая с небольшой зарплаты, я купила себе демисезонное пальто. Немного позже нам выделили участок земли под картошку. В доме, где мы жили, поселились военнослужащие-связисты, среди которых был Геннадий Волосков. Гена не был похож на тех парней, которые за мной ухаживали, не такой красавец и щеголь, но я ценила его за доброту, честность и благородство, – вспоминает Екатерина.

Молодые люди встречались два года, пока длилась служба Геннадия в Карелии. Потом он уехал в Воркуту, где учился в горном техникуме. Всю зиму влюбленные вели переписку. Это были очень красивые письма. А в 1959 году Гена приехал вновь в Куркийоки, чтобы сделать предложение своей невесте. Расписавшись в куркийокском загсе, молодые отправились в далекий северный город, где Екатерина Ивановна начала свой учительский труд в школе №15 поселка Промышленный учителем начальных классов. Рядом с поселком находилась шахта №30 «Центральная», где всю свою жизнь отработал Геннадий Волосков: от простого горнорабочего подземного участка, подземного электрослесаря до помощника главного механика по автоматизации, которым он стал после окончания Ленинградского горного института. Екатерина Ивановна вслед за мужем также получила высшее образование, заочно обучаясь в Ленинградском педагогическом институте. Приобрела профессию учителя-предметника по дисциплине «история».

В 1970-е годы учителя стремились уделять как можно больше внимания духовному развитию детей. Екатерина Ивановна не могла и дня прожить без своих «гавриков», как она их называла. Спешила проведать захворавшего ученика в больнице или навещала родителей с серьезным разговором о воспитании. И всегда личным примером учила мудрости и добродетели. Турпоходы, совместные игры, походы в театр, кино, на каток… Дети часто собирались дома у учительницы, чтобы поговорить по душам за чашечкой чая. Многие ее ученики сейчас сами стали профессионалами в разных сферах. По всей России разбросала их судьба. Перебирая фотографии, Екатерина Ивановна не устает рассказывать многочисленные истории о своих воспитанниках. С 1979 года она работала в только что открывшейся школе №14 поселка Воргашор.

– В нашей параллели работали три «Ивановны»: Захария Мария Ивановна, Люкшина Клавдия Ивановна, Волоскова Екатерина Ивановна. Без пяти минут пенсионерки, мы оставались очень работоспособными. Нас называли учителями «старой закалки». Нам доверяли своих детей наши бывшие ученики, которые сами становились родителями. Молодые учителя приходили за советом. Коллег мы не раз удивляли своей творческой активностью и сплоченностью. А таких певуний, как Мария Захария, пожалуй, больше и не сыскать. Выйдя на пенсию, мы с мужем уехали в село Троица Белохолуницкого района Кировской области (на родину мужа). Сложилось так, что еще шесть лет я проработала в Троицкой сельской школе, где у меня сложились добрые отношения с детьми и коллегами, – рассказывает Екатерина Волоскова.

После смерти супруга в 1990 году Екатерина Ивановна хотела уехать к кому-нибудь из детей, одной в пожилом возрасте жить трудно. Сын Андрей после окончания политехнического института жил и трудился в Кирове. Дочь Елена работала в школе Воркуты. Но не смогла Екатерина Ивановна покинуть вятскую сторонку, где такие прекрасные леса. По душе ей и люди села. Односельчане полюбили учительницу за доброту, отзывчивость и открытость. Оставшись на холуницкой земле, вдова связала свою судьбу с местным жителем, вдовцом Александром Шутовым. Под одной крышей 30 лет назад соединились две осиротевшие души. Вместе они помогли детям вырастить девятерых внуков, а сейчас радуются уже одиннадцати правнукам. Сегодня Екатерине Ивановне 88 лет, а Александру Константиновичу – 90. В их доме часто гостят дети, внуки, правнуки, которые с большим уважением и вниманием слушают рассказы и истории большой семьи.

– Я благодарна всем добрым людям, которые помогли мне выжить в годы суровой войны, встать на ноги, получить образование, честно трудиться, ни при каких обстоятельствах не унывать. А главное, горячо любить свою Родину, – в завершение добавила Екатерина Ивановна.

Подготовила Екатерина ЖВАНЬКО

Фото из архива Екатерины Волосковой и из открытых источников

 

Кате Хабаровой 11 лет, только что принята в детский дом.