Алина Кузнецова: «На вершину Эльбруса мы буквально заползли»

«Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал» – под этими словами распишется любой, кто хоть раз познал ни с чем не сравнимую радость покорения вершин, уверена сыктывкарка Алина Кузнецова. На счету 18-летней альпинистки, воспитанницы Республиканского центра детей и молодежи, пять восхождений на вершины. В конце июля в составе группы из пяти человек она взошла на восточную вершину Эльбруса, высота которой составляет 5621 метр. О сложностях этого маршрута Алина рассказала «Республике».

– Вы помните свой первый поход в горы? В каком возрасте это было?

– С семи лет занимаюсь спортивным ориентированием в Республиканском центре детей и молодежи. Моя мама – Оксана Владимировна Кузьминская – работает в этом центре, преподает ориентирование, водит походы. С ней я впервые в семь лет побывала на Полярном Урале. Это был пеший поход, взрослые восходили на гору Динозавр, а мы, дети, просто гуляли в окрестностях – до водопадов и обратно. Мне было очень тяжело, и я тогда думала, что это мой последний поход, больше я никогда не пойду. Рюкзак хоть и небольшой, но идти с ним было для меня нереально трудно. К тому же эти камни, названия минералов, о которых нам рассказывали, – все это мне было неинтересно. Но мама меня заставляла со всем этим мириться.

– Казалось бы, принуждением вряд ли возможно привить любовь к чему-то, а вашей маме удалось.

– Мне кажется, если принуждение для блага ребенка, то это правильно. В конце концов, все дети плохо переносят трудности пути, а мама меня приучала к выносливости. Мои сверстники летом ездили куда-нибудь на море или на дачу. И когда я им рассказывала, где я была и что видела, для них это было шоком.

В общем, на следующий год я уже забыла обо всех сложностях и опять поехала с мамой на Приполярный Урал. В программе маршрута было восхождение на гору Народная. На нее я, конечно, тоже еще не поднималась в силу своего юного возраста. Но переносила неудобства уже намного проще, чем в первый раз. Тогда же мы спускались на катамаранах по реке. Помню, мне ужасно хотелось грести, но мне не давали, потому что я была маленькой. Нравилось смотреть на горы. Они мне казались очень большими, хотя Полярный Урал – это относительно низкие горы.

– С чего началась ваша любовь к горам?

– С первого моего восхождения на гору Динозавр на Полярном Урале. По-другому она называется пик Скальный. Мы восходили на эту гору вместе с ребятами из турцентра, которым уже исполнилось 14 лет. Тогда я получила свой первый значок «Альпинист России». Поднимались на нее часов пять. Мы же не были опытными альпинистами, 14 лет – еще дети, многим было тяжеловато идти. На Урал потом ездила неоднократно.

На следующий год после моего первого восхождения мы с мамой побывали в Восточных Саянах. Переход оказался непростой, потому что горы сложные, перевалы крутые, идти с рюкзаком нужно долго. Руководитель группы шла очень быстро, я не успевала и буквально истерила, потому что уже не могла нести тяжеленный рюкзак. Мы преодолели Шумакский и Оршанский перевалы. Больше всего запомнились даже не сами перевалы, а дорога до них. Это самая трудная часть пути, потому что идешь и не видишь вершины, не видишь цели и не знаешь, сколько тебе осталось идти.

– Что вас заставляло вновь и вновь идти в горы, если каждый раз это было так трудно?

– Возможно, это потому и интересно, что трудно. К тому же восхождение на вершины – это и новые знакомства. Люди рассказывают, где побывали, куда еще можно сходить. В Саянах познакомилась даже с чилийцем по имени Диего.

В прошлом году, когда мы с коммерческой группой ходили в Ергаки – Западные Саяны, мне уже было намного легче.

– А как можно найти коммерческую группу и в какую сумму обошелся последний поход?

– В интернете. Находишь, списываешься, согласуешь даты выхода, уточняешь все нюансы, что брать с собой. В стоимость входит оплата гиду, расходы на дорогу и проживание. За восхождение на Эльбрус я заплатила гиду 16 тысяч рублей. Плюс проезд до Пятигорска и двухдневное проживание в хостеле. Поездка обошлась тысяч в 30-35.

– Это было первое восхождение на Эльбрус?

– В прошлом году ездила туда на сборы. Там есть вершина Чегет высотой 3,5 тысячи метров, на нее мы поднимались. Потом на Эльбрусе у нас проходила тренировка, и я поднималась до четырех тысяч метров с самой легкой – южной стороны, где есть канатная дорога, ратраки, связь. Внизу деревня Терскол. Туристы, идущие к вершине с южной стороны, именно от этой деревни восходят.

Вообще, на Эльбрус существует четыре маршрута: с юга – самый простой, западный – самый сложный, потому что там скалы, подъем на веревках, восточный – чуть легче западного, и северный, по сложности похожий на восточный. На западном маршруте без соответствующей подготовки мало шансов дойти до конца. В этот раз я поднималась на Эльбрус с восточной стороны. Это уровень сложности 2Б, требующий от участников скалолазного опыта. В нашей группе были люди из Питера, Новосибирска, Крыма.

– Что было самым тяжелым в этом походе?

– Несмотря на все трудности восхождения, для меня все же самое тяжелое – дорога в плацкартном вагоне от Кирова до Пятигорска на верхней боковушке. Самые невыносимые двое суток. Но, слава богу, доехала до Пятигорска, встретилась там с группой. Пришли до базового поселка Эльбрус, откуда начинаются маршруты в горы. Каждый день набирали высоту 600-700 метров, если в километрах, то это от пяти до 10 километров в день. Жара 35 градусов, за плечами – тяжеленный рюкзак. Вообще, примерно до высоты четыре тысячи метров на Эльбрусе стоит невыносимая жара. Но виды чудесные: реки, долины прекрасные, как альпийские луга, пасутся коровы, лошади, овцы. Дошли до первой ночевки. У нас была портативная газовая горелка, и еду мы готовили только на ней, потому что в горах не из чего развести костер.

Еда в горах должна быть калорийной, но простой в приготовлении. На завтрак обычно бывали овсяные или кукурузные хлопья, которые мы заваривали кипятком, сгущенка. На обед – быстрорастворимые супы, а на ужин гречневые хлопья с тушенкой. На весь поход группе хватило шести банок мясных и рыбных консервов.

Для ночевки выбирали поляны в горах. Туристы на стоянке строят из камней стенку, которая худо-бедно защищает от сильнейшего ветра. Но ни стена, ни палатка не спасли нас от шквального ураганного ветра, ливня и снега, обрушившихся на Эльбрус. Дождь шел каждый вечер, иногда даже днем. Вообще, дождь на Кавказе – это не наши дожди. Там мощные продолжительные ливни.

– Это же опасно сходом селей.

– Опасно, но что делать? Это все-таки горы. Кстати, многие думают, что в горных реках хрустальная вода, а на самом деле она из-за селей коричневого цвета.

– Непогода в горах – это страшно?

– Страшно было, когда началась гроза, сверкали молнии и грохотал гром. Молния сверкнет – сидишь, считаешь, сколько секунд проходит до грома. Две секунды. Значит, в двух километрах. Очень близко. Земля трясется, кажется, сейчас взорвется что-то в земном чреве. У нас было две палатки, но обычно по палаткам расходились только спать, а так все сидели в одной, где горела горелка.

– А не было соблазна сойти с маршрута?

– Нет, конечно. Желание уйти – это же в голове. То есть физически человек может еще идти, но страх побеждает, и он говорит: «Все, я дальше не пойду. Идите одни, я возвращаюсь». Но так делать нельзя, потому что ты же идешь с группой, и даже если ты взрослый человек, руководитель за тебя несет ответственность.

Мы стояли на высоте 4300 метров в штурмовом лагере, с которого начинается восхождение, и планировали ночью выйти. Но все нарушила гроза, пришедшая со стороны Грузии ближе к полуночи. Она длилась около 16 часов. Всю ночь мы вообще не могли уснуть, потому что молнии стреляли рядом. Над нами находился кратер Эльбруса, ведь Эльбрус – спящий вулкан, и молнии постоянно били туда. Это было очень страшно: а вдруг молния ударит в палатку, вдруг Эльбрус начнет извергаться, вдруг камни упадут на нас. И земля так дрожала, что казалось, сейчас начнется извержение.

– Разве руководитель не вселял в вас уверенность и силу в такие моменты?

– Да ему самому, наверное, было страшно. Часа в два ночи стало очень холодно. Мы практически не спали. Спальные мешки рассчитаны на понижение температуры до минус 10-15 градусов, но все равно очень некомфортно из-за сырости. Все намокло – палатка, мешки…

Часов около пяти утра, когда все забылись беспокойным коротким сном, я проснулась и обнаружила, что через палатку не проникает свет, на ней будто лежит что-то плотное и тяжелое. Палатку полностью завалило снегом. К счастью, руководитель взял с собой лопату, и нам удалось откопаться. Мы оказались единственной группой, у кого имелась лопата. А ведь это нужный инструмент в походе, потому что ледорубом, топориком или руками не откопаешься. Так мы откапывались до самого вечера, потому что гроза все продолжалась вместе со снегом.

Странное явление – гроза со снегом. Было очень холодно, в палатке сыро. К тому же ветер 50 метров в секунду. При таком ветре, если подпрыгнуть, метра на два легко унесет. На газовой горелке вскипятили воду и заварили «Доширак». А на высоте вода закипает долго. В общем, весь день так просидели.

К ночи погода успокоилась, и в полночь мы продолжили восхождение. У всех были налобные фонарики, работающие от аккумулятора. Из снаряжения – кошки, которые надеваются на трекинговые ботинки, обязательно гамаши на икры – они защищают от попадания снега в обувь. В руках у каждого ледоруб. К сожалению, веревку наш руководитель не взял, сказал, что там ледники закрытые, но с веревкой, я думаю, было бы безопаснее.

В начале подъема руководитель спросил, все ли себя хорошо чувствуют, и все ответили положительно. Однако через сто метров набора высоты одной девушке стало плохо, выяснилось, что дальше она идти не может. Ее сильно шатало, она не могла стоять. Кроме всего прочего, у нее начал садиться фонарик, и его нечем было зарядить. Мы поняли, что надо либо возвращаться всей группе, либо что-то делать. Можно было развернуться и спуститься до базового лагеря, потому что самое опасное место еще не началось. С нами в группе была военврач. Она вколола ей какие-то гормоны, и девушку отправили вниз, а сами светили ей своими фонариками, пока она не спустилась до базового лагеря.

– Разве участников группы не предупредили заранее о том, чтобы они позаботились о бесперебойной работе фонариков?

– Эта девушка в горы пошла впервые и сразу на такой сложный маршрут. Так, конечно, делать нельзя. Для прохождения таких маршрутов нужны долгие предварительные тренировки, а у нее, как оказалось, работа сидячая, и она вдобавок совсем нетренированная, на протяжении маршрута все время где-то на час от нас отставала.

– Зачем же руководитель берет в горы неподготовленных к такому переходу людей?

– Деньги. Это же коммерческая группа. К тому же было заранее оговорено, что если ты дошел до штурмового лагеря на высоту четыре тысячи метров, то дальше можешь не восходить. На высоте ведь кому-то может стать очень тяжело. Все зависит от степени восприимчивости к горной болезни. Некоторые даже с ума сходят. Кого-то сильно тошнит, начинаются головные боли. У меня лично горной болезни не было ни разу.

К вершине мы шли через кратер, который находится не на самой вершине, а сбоку. Не подходя близко к краю, заглянули в него. Это страшно, он очень глубокий, большой и весь заледенелый. Подходить близко к краю нельзя: свалишься туда – никто тебя уже не найдет. Когда до вершины оставалось метров пятьсот, еще у одной участницы группы начались сильные боли в животе. После того как врач дала ей таблетки, руководитель сказал: «Если через полчаса они тебе не помогут, вся группа разворачивается и идет назад». Однако боли у нее не прошли, и врач приняла решение вколоть ей сильное лекарство, девушке стало легче, и до вершины мы все-таки дошли.

Последние двести метров подъема – это серьезные скалы, ледовая стена, взобраться на нее без веревки было очень сложно. Нужно было цепляться кошками и ледорубом и продвигаться буквально боком. А снизу снежник, который неизвестно чем заканчивался. В общем, очень опасно, а кошками цепляться за ледовую стену, когда в руке две трекинговые палки и ледоруб, неимоверно тяжело. Вот в тот момент мне действительно было страшновато. Руководитель группы каждый наш шаг контролировал, протягивал руку, если требовалось.

Последние 150 метров подъема – самые трудные, потому что из-за нехватки кислорода и преодоления сугробов каждый шаг давался с большим трудом. Высота сильно давит, и дышать становится нечем. Будто тебе перекрыли кислород, и осталась только маленькая щелка для проникновения воздуха. Из-за всего этого мы двигались со скоростью примерно два шага в минуту.

– Если так трудно даются эти последние шаги, а потом следует еще не менее трудный спуск, много ли радости от восхождения?

– Из-за острой нехватки кислорода организм просто в шоке, мышцы – никакие, ногами передвигать трудно. До вершины я, можно сказать, доползла, но испытать ничего не смогла из-за сильнейшей усталости. Мы пробыли на вершине минут десять, сфотографировались и начали спуск немного по другой стороне, потому что подъем был очень крутой, состоял из мелких скал и камней, засыпанных снегом, и при спуске с них легко слететь вниз.

Спускались по снежнику, нужно было постоянно держать ледоруб наготове, чтобы зацепиться, если покатишься вниз. Спуск намного сложнее подъема. Я постоянно спотыкалась, падала. Иногда кусок сугроба соскальзывал вниз, и приходилось срочно цепляться ледорубом, чтобы не налететь на скалы и не разбиться. Ведь при падении может развиться такая скорость, что если вовремя не сгруппируешься – конец. Тяжело было всем, даже руководителю. К штурмовому лагерю мы вернулись уже никакие и решили там переночевать, прежде чем продолжать спуск.

– И все-таки хоть с запозданием, но радость победы удалось почувствовать?

– Конечно. Это эйфория преодоления. Я горжусь тем, что взобралась на вершину Эльбруса. Что у меня даже не возникло мыслей не дойти до конца.

– Какие новые маршруты в планах?

– Хочу съездить зимой на Байкал и покататься там на коньках. Говорят, замерзший Байкал прекрасен. И очень хочу побывать на Камчатке, посмотреть на вулканы.

Беседовала Галина ГАЕВА

Фото предоставлено Алиной Кузнецовой