Надежда Быковская: «Люди часто не знают, к кому идти за помощью»

Около двухсот обращений в адрес уполномоченного по правам человека в Коми поступило за 11 месяцев этого года из мест лишения свободы. Чаще всего осужденные выражают несогласие с приговорами судов либо указывают на нарушения их прав, допущенные следственными органами при расследовании уголовных дел. Об этом и о том, с какими жалобами приходят к ней люди, в интервью «Республике» рассказала омбудсмен Надежда Быковская накануне Международного дня прав человека, который отмечается 10 декабря.

– Вы заступили на эту должность более трех лет назад, но ранее никогда не занимались правозащитной деятельностью. С какими трудностями пришлось столкнуться в этой работе?

– Поначалу сложность заключалась в том, что мне не от кого было принять дела: в течение года в республике не было уполномоченного по правам человека, а аппарат был ликвидирован. Было нарушено, а иногда и вовсе утрачено налаженное предшественниками взаимодействие с органами власти, правозащитными и общественными организациями. Мне пришлось заново выстраивать отношения с ними. У омбудсмена нет права принимать какие-либо меры к структурам, подчиненным непосредственно президенту. Например, к МВД и УФСИН. Как в этом случае работать без соглашений о взаимодействии, если к тому же третья часть всех обращений – это как раз жалобы на УФСИН? Сегодня у нас подписано 16 соглашений о сотрудничестве и взаимодействии, в том числе с прокуратурой, Следственным комитетом, УФСИН и МВД.

– В чем заключается это сотрудничество?

– В основном это совместное всестороннее рассмотрение жалоб граждан. Кроме того, я могу получить квалифицированную консультацию по вопросу, находящемуся в компетенции того или иного органа государственной власти, а полученные сведения использовать при подготовке ответа на обращение гражданина или при защите его прав в судебном порядке. Также в рамках этих же соглашений принимаю участие в рабочих совещаниях этих структур, что позволяет быть в курсе существующих проблем и механизмов, благодаря которым эти проблемы решаются.

– Вы сказали, что треть всех жалоб адресована УФСИН. На что обычно жалуются осужденные или их родственники?

– У нас в республике расположено 17 колоний и три следственных изолятора. Мне удалось посетить все исправительные учреждения. Эти визиты позволили лично оценить условия содержания осужденных и увидеть отношение сотрудников учреждений к заключенным. За 11 месяцев этого года в мой адрес поступило около 200 обращений из мест лишения свободы. Чаще всего осужденные выражают несогласие с приговорами судов либо указывают на нарушения их прав, допущенные следственными органами при расследовании уголовных дел. Но эта категория обращений не входит в мою компетенцию. В таких случаях в ответах мы разъясняем порядок обжалования судебных решений или действий должностных лиц правоохранительных органов. А жалобы на следственные органы направляются в надзорный орган.

Еще одна разновидность жалоб – на условия содержания в колониях. Но, побывав там, могу заверить, что условия содержания приемлемые. Да, есть нерешенные проблемы, мы пока не дотягиваем до европейского уровня, но эти условия никак не могут быть приравнены к пыткам, о чем рассказывают некоторые осужденные. На моей памяти есть всего один случай, когда человек, освободившийся из мест заключения, подал в суд на руководство колонии за плохие условия содержания. Он требовал возместить моральный ущерб за то, что во время ремонта осужденные вынуждены были пользоваться одним туалетом, которого не хватало на всех. Суд удовлетворил его требования.

В обращениях от осужденных есть претензии на неправомерное привлечение к дисциплинарной ответственности, несправедливое помещение в штрафной изолятор. Подобные жалобы проверяются мной с привлечением прокуратуры региона. Чаще всего привлечение к дисциплинарной ответственности признается правомерным.

Медицинское обслуживание в условиях исправительных учреждений – еще одна часто встречающая тема в обращениях осужденных. В этом направлении предпринимаются меры, направленные на улучшение ситуации. В ряде случаев осужденные имеют возможность пройти лечение или обследование в медицинских учреждениях гражданского профиля, но все-таки большинство лечатся в специализированной больнице УФСИН, где оказание медицинской помощи находится на должном уровне.

– Часто бывает, что люди приходят жаловаться сразу вам, минуя те инстанции, которые реально могли бы решить их проблемы?

– Это бывает очень часто. И дело здесь в том, что люди не знают, куда обращаться, потому что большая часть населения юридически неграмотна. Кстати, именно поэтому наши люди в трудных ситуациях предпочитают обращаться сразу к президенту. До недавнего времени для многих такой конечной инстанцией был еще Андрей Малахов – ведущий передачи «Пусть говорят». Придет, например, бабушка с проблемой, решение которой в полномочиях местной администрации. Спрашиваешь ее: «А куда вы обращались, есть ли у вас документы, подтверждающие, что вашу проблему отказались решать?» А она недоумевает: «Да никуда не ходила, я и до вас-то еле дошла». Ну что тут скажешь? Не прогонять же человека. Надо как-то помочь. И помогаю: делаю запросы, звоню.

– Что можно посоветовать людям, попавшим в трудную ситуацию и не знающим, куда обратиться за помощью?

– При возникновении любой проблемы консультируйтесь с профессионалами: юристами, адвокатами, специалистами, а не идите к соседке за советом. Выслушайте мнение не одного специалиста, а нескольких. В Сыктывкаре есть бесплатная юридическая помощь. Бесплатно могут проконсультировать в «Центре государственной юридической помощи» при министерстве юстиции, где принимают малообеспеченных, инвалидов, нуждающихся и т.д. Бесплатная юридическая консультация есть при академии госслужбы и Сыктывкарском университете. И мои помощники тоже оказывают бесплатную юридическую помощь. В некоторых случаях они не только консультируют, но и представляют интересы в суде, несмотря на то, что это не входит в их обязанности.

Бывает и так: человек сходил к юристу, проконсультировался и живет себе дальше спокойно, а вопрос-то требовал более детального рассмотрения. К примеру, пришла ко мне женщина с жалобой, что ее сняли с очереди на жилье. Я, мол, консультировалась, мне юрист сказал, что я имею право на получение жилья. Сказать-то он сказал правильно, только о том, что нахождение в очереди требует регулярного документального подтверждения об изменениях в составе семьи и ее материальном достатке, не сказал. И женщина несколько лет жила спокойно, а потом вдруг узнает, что ее из очереди давно исключили. В беседе с ней я выяснила, что за время с момента регистрации в очереди у нее выросли дети, выписались из квартиры и живут своими семьями. А она осталась с мужем в квартире, теперь и жилплощадь вполне соответствует нормам проживания, и по доходам они не считаются малообеспеченными.

– А с какими проблемами чаще всего обращаются жители республики?

– Конечно, с жилищными. В последние годы в регионе наметились какие-то подвижки в переселении из аварийного и ветхого жилья, есть, хоть и незначительная, динамика в предоставлении квартир детям-сиротам. Но предоставление квартир отдельным категориям граждан по-прежнему буксует. Сегодня на учете в республике числится 14 тысяч граждан, по различным основаниям нуждающихся в улучшении жилищных условий. Больше всего таких нуждающихся в Сыктывкаре, Ухте и Печоре.

Среди сельских районов самая сложная обстановка складывается в Ижемском, Прилузском и Сыктывдинском районах. На селе эта проблема стоит особенно остро. Многие сельчане вынуждены уезжать, снимать квартиры в городе, потому что жить в тех домах, которые у них остались в селе, невозможно. По состоянию на конец 2016 года (на этот уходящий год у меня пока нет данных) у судебных приставов находилось более 1600 исполнительных производств, обязывающих местные власти предоставить жилье нуждающимся.

За время моей работы значительно сократилось число жалоб на работу судебных приставов. За десять месяцев 2017 года было всего 14 таких обращений. В основном люди жалуются на неисполнение решений суда об уплате алиментов. А в ходе проверок часто выясняется, что не приставы виноваты, а алиментщик, с которого им нечего взять, потому что он либо не работает, либо получает минимальную зарплату, либо осужден. В минувший четверг совместно с приставами был проведен личный прием граждан именно по этой тематике. Привели молодую женщину, у которой задолженность более 400 тысяч рублей. Два года назад у нее забрали троих детей. На момент изъятия самой маленькой дочке было три месяца. И вы думаете, что она за эти два года хотя бы попыталась устроиться на работу? Или встать в центр занятости? Конечно, нет. И кто здесь виноват? Ответ очевиден: не приставы.

– Чем вы можете помочь людям с обращениями по жилищной проблеме?

– Бывают, конечно, случаи, когда вопрос можно разрешить. Но в основном причина-то ведь одна: отсутствие должного финансирования. Ну нет у муниципалитетов денег на эти нужды. Только вот людям очень сложно понять, почему вопросы финансирования остаются нерешенными на протяжении длительного времени. В моей практике был случай, когда женщина стояла в очереди на улучшение жилищных условий, имея на это все законные основания, с 1979 года. И при этом к настоящему времени она далеко не первая в очереди. И это не единичный случай.

Обращаясь ко мне, люди надеются, что я смогу как-то повлиять на ситуацию и решить их жилищный вопрос. Но, к сожалению, омбудсмен не наделен такими функциями. Я могу лишь подобрать оптимальный вариант для решения проблемы или выявить какие-либо нарушения в процедуре постановки на учет. Но я не в силах передвинуть человека в очереди и тем более не могу обязать чиновника выдать квартиру тому или иному человеку.

– Все ли обращения действительно можно отнести к категории нарушенных конституционных прав?

– Конечно, нет. Многие ситуации вообще невозможно разрешить юридически, потому что это морально-нравственная сфера. Люди просто приходят за советом. И, если у меня есть хоть какие-то рычаги воздействия на ситуацию, я не могу ими не воспользоваться.

Пришла как-то ко мне женщина, жительница одного из наших сельских районов. У нее умерла дочь, которая была с рождения инвалидом. Умерла в пятницу. «Скорая» приезжала, но помочь девушке медики не смогли и только зафиксировали смерть. Мать попросила, чтобы девушку не вскрывали после смерти: мол, врачи знали, что она была с рождения тяжело больна. В воскресенье женщина дочь похоронила. А в понедельник пришла за врачебным заключением для получения в загсе свидетельства о смерти. А в заключении подчеркнуто, что по факту смерти требуется судмед-экспертиза и вероятной причиной смерти названо отравление неизвестными ядами. Женщина – к главврачу: «Да как же так, все же знали, что моя дочь была тяжело больна, я за ней столько лет ходила. И вы теперь хотите сказать, что я отравила свою дочь?» Ей ответили, что справку о смерти без вскрытия ей не дадут, необходима эксгумация для установления точной причины смерти. Пришлось проводить эксгумацию, устанавливать точную причину смерти, которая оказалась естественной.

Ко мне эта женщина пришла с одной просьбой: «Я не жажду никаких наказаний, но пусть мне принесут извинения за подозрения в том, что я отравила свою дочь. Я не знаю, как людям в глаза смотреть». Мы с ней ходили к министру здравоохранения Коми. Он все понял. И на одном из районных совещаний женщине принесли публичные извинения.

Беседовала Галина ГАЕВА

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА