В лагеря – за подошву

Борис Серов. Печорский лесокомбинат. 1940-е гг.

В фондах Печорского историко-краеведческого музея хранятся рукописи начала 1980-х годов бывшего узника Печорлага Бориса Дмитриевича Серова – ценнейшее документальное свидетельство репрессий советского времени. Один из очерков носит название «Пять лет и вся жизнь», и оно как нельзя лучше подходит под летопись жизни его автора – первого председателя Печорского отделения общества «Мемориал».

 

Борис Серов. Печорский лесокомбинат. 1940-е гг.

Борис Серов родился в Нижнем Новгороде 16 февраля 1914 года в многодетной семье. Большой вклад в его воспитание внесла бабушка. От нее он научился стойкости и умению выживать в любой ситуации:

«У меня была мудрая бабушка, она частенько говорила: «Боря, нет слов «не умею», есть слово «не хочу». Бойся этого слова!» Эта с детства впитанная мною фраза, ее смысл, очевидно, сопутствовала моим удачам».

Рано лишившись отца, Борис с 14 лет начал работать в строительной артели, откуда его направили на учебу в «Стройуч». Четыре года он проучился в Центральном институте труда на слесаря-электромонтера, окончив его в 1933 году. Последние годы учебы работал слесарем-механиком в Центральной военно-индустриальной лаборатории в Горьком, помогал семье. Учебу и работу Серов успешно совмещал с занятиями в театральной студии при нижегородском драмтеатре, сказывались гены отца, режиссера и актера театра. Увлекался авиацией, некоторое время был военным летчиком, но от любимого дела пришлось отказаться в силу обстоятельств. Определялся, театр или производственная деятельность. Все-таки творчество перевесило. Обучался в школе западных танцев в Москве, затем устроился в Государственное объединение музыки, эстрады и цирка, работал инструктором западноевропейских танцев при Дворце культуры имени Ленина в родном городе. Ездил по району, как конферансье вел концерты, в том числе таких известных артистов, как Любовь Орлова и Вадим Козин. За короткий срок молодой специалист получил хорошую практику и опыт.

В 1936 году Бориса Серова призвали в армию, в радиовзвод особого отдела связи. Служил в 51-м стрелковом полку 17-й стрелковой дивизии в Арзамасе. Прилежный солдат, хороший стрелок. Но острый язык и самоуверенность сыграли с ним злую шутку. Вот как описывает он дальнейшие события:

«На парадном марше мы проходили к трибуне, оторвалась у меня на правом ботинке подошва, прямо от носка до каблука (грунт глинистый, липкий). И когда после парада меня стали винить в том, что я нарочно поддевал грязь оторванной подошвой, я в сердцах сказал, что, мол, надо выпускать хорошую обувь. Были у меня импортные ботинки, я их два года носил, а перед армией продал как новые, за 240 рублей. Сказал при всех командиру взвода».

Результат не заставил себя ждать, на рядового Серова поступил донос, и 2 ноября 1937 года его арестовали.

«Мне поставили в вину, что я хвалил иностранный образ жизни и ругал советский. Длительное время был под следствием в Горьковской тюрьме. Хотя расследовать было нечего. Но, очевидно, следователю надо было показать, что он разоблачил опасного агитатора, вот он и возился со мной. Несмотря на то, что четыре свидетеля отказались подтвердить обвинение по нескольким пунктам, подошва подвела меня по всем статьям. Мне дали 5 лет и 3 года поражения в правах «за антисоветскую агитацию» (ст.58, п.10), запретили избирать и быть избранным».

Серова этапировали в Мончегорский лагерь на Кольском полуострове, который в 1941 году эвакуировали на восток, где шло освоение Печорского угольного бассейна, строительство железной дороги. Он так вспоминает о первых месяцах пребывания в Печоржелдорлаге:

«Прибыли в Канин этапом. Лето на Печоре выдалось жарким. Ждали продолжения пути на песчаном острове посреди реки, где не укрыться от дождя и солнца. Жара стала мукой. Кормили селедкой, соленой треской. Кухни еще не прибыли, а якобы из-за боязни эпидемии дизентерии к воде подходить строго запретили. Вокруг были установлены вышки, и охрана частенько для острастки стреляла. На баржах в Абезь плыли по Печоре, Усе, пешком до Кочмеса я вел свою бригаду по будущей железнодорожной трассе. Выдали нам орудия труда: лопаты без черенков, топоры без рукояток, пилы неточеные и неразведенные. На кострах обжигали березовые жерди и осколками стекла скоблили дерево, придавая форму черенков и топорищ. Инструмент точили на камнях. Тут меня назначили прорабом на колонну СК-2 (слабосильная команда №2 четвертого стройотделения). В бригаде было 56 человек, работали до изнеможения. Питание – 300 граммов муки. Вода – свободно в болотах, в ручьях. Печь – костер. К 7 ноября мы впервые помылись в сооруженной нами бане. Из 56 человек к этому времени осталось в живых четыре человека, хотя бригада всегда пополнялась и в количестве не сокращалась. Так безотказно работала лагерная машина, поставляя рабочую силу. 9 ноября 1941 года около нашей колонны застрял без воды паровоз. Всех зеков выгнали на заливку из ручья тендера паровоза. Мороз был жесточайший. Цепочка замерзающих слабых телом людей из ручья ведрами и банными шайками подавала воду. Брызги вскоре сделали свое дело. Одежду сковало. На локтях, под коленями и в местах, где тело сгибалось, одежда ломалась, и вскоре на сорокаградусном морозе, еле передвигаясь, работала полумертвая цепочка людей».

На общих работах Серов проработал недолго. Его актерский дар и специальное образование позволили отбывать остаток срока в ансамбле культурно-воспитательного отдела (КВО). В ноябре 1942 года уже на положении вольнонаемного получал зарплату, имел свое жилье. Не раз посылал заявления с просьбой отправить на фронт, но призван так и не был. Весной 1943 года Борис Серов попросил откомандировать его на Печору на лесокомбинат, где предложили должность инспектора по технике безопасности. Он пишет в своих воспоминаниях:

«Каким я увидел берег реки Печоры? Там, где сейчас городская пристань, стояли палаточные склады, а углубляясь по сосновому бору, были вырыты несколько полуземлянок. Это речная часть города. В железнодорожной – на самом высоком месте был расположен лесокомбинат. Город строился быстро благодаря отличной работе предприятия. Но не только город, вся дорога обустраивалась усилиями рабочих-заключенных. Выпускали брус для 2-, 4-, 5-квартирных домов, столярные изделия, дома путеобходчиков, стрелочников, сараи для дрезин, фермы для мостов, щитовую планку для снегозащиты и массу других изделий. В начале 1942 года получили приказ построить завод по переработке опилок на кормовые дрожжи. Из Ленинграда прибыл изобретатель. Быстро построили двухэтажное здание – дрожзавод. Долго бились с реализацией изобретения. Лесокомбинат пилил лес с высокой смолистостью. Изобретатель раньше проводил испытания на опилках, часть которых была из лиственных пород, и, естественно, содержание смолы в них было в 2-3 меньше, чем в опилках, предлагаемых переработкой древесины в нашем лесопильном цехе. К 7 ноября 1943 года меня командировали в Абезь вручить штабу Печорлага образцы, сделанные на нашем заводе. Какой залп аплодисментов, овации. После моего возвращения от лаборанта Георгия Яковлевича Стрелкова узнал, что эти две банки дрожжей сделаны из «опилок» обыкновенной ячневой муки. Завод закрыли, но перед этим был отправлен доклад в Москву, что страну завалят теперь дрожжами. Наверное, кто-то и ордена получил, а мы переименовали дрожзавод в цех клееных конструкций».

Работая на лесокомбинате, Борис Серов создавал лучшую наглядную агитацию предприятия, с успехом занимался рационализаторством производства. Ежегодно избирался в местком, в рабочую конфликтную комиссию, где защищал права рядовых рабочих и выявлял недостатки в работе руководства. Стихией Серова была самодеятельность. Он прекрасно танцевал – ни один вечер не обходился без его участия. На одном из таких мероприятий Борис познакомился с Марией – своей будущей женой.

В 1947 году управление Печорлага переводят из поселка Абезь в поселок Печору, где было принято решение о строительстве стационарного театра КВО (с 1953 года – Дом культуры железнодорожников, в 1996 году включен в список памятников культуры и истории Республики Коми). Великолепное здание возводилось силами заключенных. Борис Серов тоже приложил руку – трудился над внутренней отделкой помещения. Под его руководством и по его чертежам были выполнены многие детали интерьера. Среди серых бараков это здание выделялось архитектурой и петербургским стилем, кирпичное сооружение спроектировано Лентранспроектом. Белая колоннада на входе, строгое изящество и богатая лепная отделка внутри. Большой зрительный зал, уникальная акустика помещения, рассчитанная на работу артистов без звукоусилительной техники. Оркестровая яма для полного состава симфонического оркестра. Фойе, залы, кабинеты украшали живописные полотна репрессированных мастеров. Торжественное открытие состоялось 8 мая 1949 года. Его участником стал и Борис Дмитриевич Серов.

В 1951 году он перешел на работу в театр. Здесь сложилась замечательная труппа: оркестр под управлением композитора Евгения Попова, джаз-оркестр под руководством Валентина Ключарева, актер кино Александр Короткевич, певица Нина Судзан, конферансье Владимир Судзан и многие другие. Работал Борис Дмитриевич увлеченно, придумывал шутливые номера, играл в спектаклях, выступал как чтец-декламатор, пел сатирические куплеты, старинные романсы. Через год снова возвратился на лесокомбинат, но сцену не забывал, участвовал в самодеятельности при клубе предприятия, был победителем республиканских конкурсов. Являлся редактором и художником стенгазеты лесокомбината, внештатным сотрудником районной газеты. Выход на пенсию не прервал общественной и личной активности этого удивительного человека. Он вспомнил свое старое увлечение – резьбу по дереву, делал мебель своими руками. В конце 80-х годов страна перешла на новый виток развития. Демократизация общества сделала возможным обратиться к теме репрессий и попытаться дать историческую оценку тем страшным событиям. Открывались двери для правды, которую так долго замалчивали. Борис Серов активно откликнулся на новые веяния. В 1989 году он оказался среди создателей Печорского отделения общества «Мемориал», а с 1990 года стал  его председателем, в этом же году реабилитирован.

Борис Серов. Конец 1980-х гг.

Борис Серов – один из инициаторов установки мемориального знака жертвам политических репрессий.  Он  фиксировал на фото исторические объекты, связанные с Печорлагом, начал писать воспоминания, очерки и рассказы из лагерной жизни, которые печатались в местной газете «Ленинец». В литературной форме автор делился своими мыслями о прошедших событиях и незабываемых встречах:

«Знаете, я видел столько страданий, слышал о таких жестокостях, что вообразить трудно, но когда решился написать эти воспоминания, то сознательно не акцентировал на этом внимание. Захотелось передать другое, что тоже было в той жизни, а многим из нас помогло выжить и выстоять. Мы и там оставались людьми, мы и там продолжали жить – и не огрубели, не ожесточились. Мы остались людьми…»

Рукописи Серова, как он сам говорил, всего лишь малая часть выпавших на его долю злоключений в течение пятилетнего отбывания в лагере. Пять лет, легко и просто вычеркнутые только из одной жизни, а сколько их было?! Миллионы и в большинстве имеющие десятилетний срок приговора. Он писал о многих людях, встречавшихся ему в те годы, – строителях, артистах, художниках, о тех, с кем вместе вертелся в этом колесе истории. 29 июля 1994 года вышла последняя прижизненная его публикация. 8 августа Бориса Серова не стало.

Ольга КАПУСТИНА,
заведующая сектором научно-просветительской деятельности
МБУ «Печорский историко-краеведческий музей»

 

5 Комментариев для "В лагеря – за подошву"

  1. спасибо хранителям нашей истории

  2. Все умирали.А он выжил. И неплохо жил. Вот кому верить?

  3. Это рассказ о нашем любимом отце! А выжил он только благодаря своему оптимизму! А ещё умению много делать своими руками! Папочка! Вечная тебе память!

  4. Это мой любимый дедушка, отец моей мамы. И я горжусь, что у меня был такой замечательный, исключительный дед! Он действительно выжил за счёт своего оптимизма и умения работать руками. У меня дома хранятся его поделки, которые он сам вырезал из дерева (картинки, барельефы, шкатулки), а также книга, написанная им самим, в которой он описал некоторые моменты из его нелёгкой, длинной жизни. Помню и горжусь!!!

  5. Да,эта семья была с золотыми руками. Когда хоронили младшего брата Бориса , начальник сказал:-это не Герман умер , это умер наш завод. А их мама Хира хорошо шила и вышивала,и маму мою , Тамару научила вышивать. Никто не сидел без дела, у моря погоды не ждал.

Оставить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.