«Республика» публикует эссе сыктывкарского журналиста Полины Романовой, подготовленное специально для издания ко второй годовщине присоединения Крыма к России.
Каждое наше утро в Крыму начиналось с фортепианно-скрипичных экзерсисов, доносящихся из распахнутых окон алуштинской музыкальной школы. Каждое утро мы старались выйти как можно раньше, чтобы успеть как можно больше – и все равно юные Ойстрахи и Плетневы неизменно встречали нас мажорными зарисовками (интересно, во сколько они просыпаются?). Между тем очень кстати начинать день с классической музыки для четырех дней свободы, которые мы с компанией сознательно решили провести в некурортный, прохладный сезон в Крыму, к которому само собой лепится определение «наш».
Огибаем музыкальную школу. Почти напротив друг друга – православный храм и мечеть. Надо всем этим – отроги Демерджи, поход к которым запланирован у нас на последний день.
По пути к остановке троллейбуса, маршрут которого как самый длинный занесен в Книгу рекордов Гиннесса, – местный рынок. Цены на привозные фрукты и овощи после слухов о волшебной дешевизне, удивляют: яблоки – 70-80 рублей, огурцы-помидоры – за сотню. Правда, то тут, то там местные торгуют яблоками из собственных садов. На вид они не такие праздничные, как их дорогие собратья, но на вкус весьма и весьма. А еще на полтинник можно набрать полный пакет разнообразной свежей зелени и редиски: щедрый пучок отдают всего за десятку.
На остановке толпа работяг. Праздной публики почти нет – не сезон. Если повезет, можно прокатиться до Ялты в новеньком, с окнами-витринами, троллейбусе. Но нам интереснее ехать в дребезжащем и йокающем на каждом ухабе облезлом синем ветеране. «Я в синий троллейбус сажусь на ходуууу, последний, случайный», – распеваем во все горло. Вообще в Крыму тянет петь. Во-первых, отпуск, во-вторых, весна и все вокруг цветет, а в Сыктывкаре тем временем еще снег и грязюка, в-третьих, он наш – и в прямом, и в переносном. Толпы отдыхающих не мешают нам наслаждаться полуостровом, а еще мы в России и в безопасности.
Кстати, о России. Пожалуй, самые патриотичные крымчане тут как раз водители троллейбусов и автобусов. На каждом ветровом стекле – гроздья флагов: тут тебе и Россия, и «Крымнаш», и «Беркут», и даже Советский Союз. Но и Украины много. Изредка слышится украинская речь, большая часть вывесок – на мове, много продуктов, которые все-таки пропускает таможня. А украинский пломбир оказался настолько вкусным, что пришлось повторить и не раз. Трепетное отношение к вчерашней родине нам продемонстрировал и вышеупомянутый рынок. Про печенье «Киевское» мы провокационно пошутили, как выяснилось, неудачно, что оно «непатриотичное». В ответ продавец вскинулась: «Мой Киев – люблю его и никому не отдам!» Чтобы загладить вину, пришлось купить полкило непатриотичного, но очень вкусного печенья.
Отголоски прошлого мы услышали, и когда решили посетить Пушкина в Гурзуфе. Дом-музей классика расположен на территории Дома отдыха, который с воодушевлением церберов охраняют два дюжих молодца – нет, не в свитках – в камуфляже и при оружии. Музейные хрупкие тетеньки несутся через парк к отдыхающим, вызванным по их же мобильным, чтобы, извиняясь и виновато улыбаясь, проводить в комнаты Раевских, давших Пушкину приют на месяц в далеком 1820-м. На вопрос: «А чей дом отдыха-то?» – камуфляжные вальяжно ответствуют: «Чей надо», а тетеньки невнятно шепчут про «управление». «Какое еще управление?» «Ясное дело – украинское», – невесело ухмыляются тетеньки.
А еще Гурзуф напомнил нам о всесоюзной здравнице, ныне международном детском центре, – «Артеке». По узким улочкам городка толпой бродили студенты в ярких артековских куртках – оказалось, первый после присоединения набор артековских вожатых. Тогда я еще не знала, что осенью мой собственный ребенок пройдет отбор Русского географического общества и отправится в этот лагерь-легенду. И «Артек», надо сказать, не подкачал. «Не мы, так наши дети…»
Как истинные филологи не могли мы пройти мимо дачи Чехова, сохраненной после его смерти женой Ольгой Книппер практически в первозданном виде, несмотря на то, что для МХАТовцев двери дачи были открыты вплоть до 60-х. Вот тут Чехов писал «Три сестры», а вот тут принимал солнечные ванны. Кстати, многие ушлые туристы покупают билет на дачу Чехова только для того, чтобы понежиться на его заповедном пляже. Мы, как и Антон Палыч 110 лет назад, а Пушкин – 190, тоже подставили лица солнцу, а заодно поволонтерили на пляже, собрав мусор, то ли принесенный морем, то ли очень по-советски брошенный соотечественниками, несмотря на табличку с просьбой самого классика не сорить.
Крым вообще очень «советский». Отмотайте тридцать лет назад – и вы увидите его таким же: милым, слегка обветшавшим и обшарпанным, с дорогами под стать Республике Коми, иногда хамоватым, но хлебосольным и общительным. Недорогие порции украинского борща в крымских столовых «По-домашнему» можно смело делить на троих, а если девушка в кофейне наливает тебе кофе с улыбкой и при этом включает французский шансон – она точно не местная. «Скорее всего, беженка из Донбасса», – так сами местные говорят.
Превращение из украинских в российских граждан восприняли сначала с восторгом. И это не преувеличение. Присоединение крымчане восприняли как торжество справедливости и избавление от войны. «Если бы не присоединились, у нас бы было то же самое, что на Донбассе», – делится с нами хозяин домика, где мы сняли комнаты, Александр. Вот уже почти десять лет он зарабатывает на хлеб насущный, катая по побережью на минивене туристов – раньше украинских, теперь российских. «Все у нас хорошо, только вот продукты подорожали. Ну, ничего, керченский мост построят – и с ценами станет нормально», – не унывает он.
«Главное – любить друг друга и не ссориться», – философствует дед Николай, спустившийся с горного села по своим надобностям. «За мужчин было страшно, тут ведь реально уже ополчение начали собирать перед референдумом», – а это уже моя одноклассница Оксана, перебравшаяся в тогда уже украинскую Алушту, раз и навсегда влюбившись в вид на Демерджи.
Кстати, о Демерджи. Накануне отъезда совершив марш-бросок к скалам, неожиданно наткнулись на до боли знакомый вид. Старое дерево за забором, рядом подозрительно родной камень. Группа школьников с экскурсоводом во главе прояснила ситуацию: оказалось, тот самый орешник, с которого Никулин швырял орехи в Моргунова и Шурика в «Кавказской пленнице». А на камне танцевала под «Где-то на белом свете» Наталья Варлей. Правда, нам показалось, что камень с той поры как-то подрос. А может, это просто собирательный образ камней, на которых танцевала кавказская пленница.
А еще галопом мы успели промчаться по Алупке, Ялте, Бахчисараю, знаменитым дворцам и паркам, погладить сотню крымских кошек, которых тут больше, чем воробьев, пострелять в старинном тире с подмигивающей многотонной тетей, щедро отсыпающей пульки «с довеском», поесть самых вкусных на свете чебуреков, попробовать крымских вин – чтобы решить: разведка боем удалась. Теперь главное – снова вернуться в вернувшийся Крым, потому что он прекрасен, и он наш.
Солнечно, радостно и вкусно написано!Респект-автору.